– Блин, – выругался Чеботарев. – Можно подумать, что здесь пустыня, а не город!
Коршунович, взявший из рук Герасима бинокль вместе с платочком, покосился на него.
– Пустыня, говоришь? – переспросил он непонятно зачем.
Чеботарев осекся и вопросительно воззрился на него.
– Э-э-э… В каком смысле?
– А вот погляди, – сказал Коршунович и показал ему маленькое клеймо на панцире бинокля.
Чеботарев, шевеля губами, прочел:
– «Питомник оптических селектоидов. Ашгабат, Туркменистан.»
– И впрямь, пустыня, – крякнул россиянин Лутченко.
– Да бросьте вы, – брюзгливо сказал Золотых. – Мало ли где его вырастили? И мало ли кто им пользовался…
Повисло недолгое молчание, прерванное стуком в дверь.
– Да! – раздраженно бросил в сторону входа полковник.
Вошел взъерошенный Больных. Вид у него был слегка очумелый.
– Е-мое! Еле прошел в контору! Корочки шесть раз показывать пришлось, и два папиллятора проходить.
– Спохватились, – буркнул Чеботарев угрюмо. – Кой дурень теперь сюда полезет? Впрочем, чего еще ожидать… Как у тебя, Саша?
Золотых вмешался:
– По полной доложись… Тут коллеги.
Больных кивнул:
– Есть, господин полковник…
Золотых поморщился, но смолчал.
– Я прослеживал вероятные пути проникновения Шарадниковых в Алзамай. Поскольку у них самих это выяснить не удалось и, подозреваю, уже не удастся, шансы на успех были весьма невысокими. Но, – Больных горделиво выпрямился, – тем не менее…
Он помахал в воздухе несколькими бумажками.
– Это корешки ральсодорожных билетов; рейс… – Больных заглянул в билеты, – сто десять-бис, Ашгабат-Караганды-Краснояр…
– Ашгабат? – не выдержал Лутченко. – Черт побери!
– А что такое? – насторожился Больных.
– Продолжай, Саша, – командным голосом велел Чеботарев. – После.
Больных вновь набрал в грудь воздуха и, теперь уже шаря взглядом по лицам слушателей, возобновил рассказ:
– …Ашгабат-Караганды-Красноярск-Хабаровск, так называемый «Азиатский экспресс». Шарадниковы сели на него в Ашгабате, вышли в Красноярске примерно за сутки до момента, когда в базе гостиницы «Привокзальная» была подправлена дата их заселения. Но это еще не все, – Больных покачал перед носом указательным пальцем и выудил из тощенькой пачки бумажек еще одну.
– А это билет на имя Давора Мрмича, более известного нашему ведомству под псевдонимом «Испанец». Тому самому, которого убили в тупике за вокзалами. Билет на тот же экспресс, которым приехали Шарадниковы. В тот же вагон. И даже в одно и то же купе. Только в Красноярске эта троица разделилась и до Алзамая добиралась уже порознь. Шарадниковы – парой, Испанец – самостоятельно.
– И сел Испанец, конечно же, в Ашгабате? – скорее уточнил, чем спросил Чеботарев.
– Разумеется, Степа. Разумеется, в Ашгабате.
Золотых с сомнением покачал головой:
– Испанец в одной команде с этими олухами? Поверить не могу.
– Но убрали-то их по сути дела скопом, а это что-то да значит, – задумчиво протянул Коршунович и хлопнул себя по коленям: – Черт! Ваша система регистрации ральсодорожных билетов позволяет раскапывать многие вещи!
– А это потому, Вениамин Палыч, – с неким намеком на благодушие в голосе пояснил полковник Золотых, – что в Сибири регистрацию билетов не считают посягательством на свободу передвижений. Больных, продолжай!
Тот выудил из пачки очередную бумагу:
– Я взял на себя смелость и изрядно покопался в банках ральсодорожной службы и таможни. Вот это список отслеженных пассажиров, транзитом или директом прибывших из Ашгабата в Алзамай в интересующий нас период. Всеми видами транспорта. Семьдесят шесть человек. Конечно, это не все. Думаю, процентов шестьдесят-семьдесят от реального числа. Из них в городе по-прежнему находятся четырнадцать; пятьдесят девять убыли. Трое мертвы.
– Группа из Иркутска прибыла уже? – Золотых привычно взглянул вправо, но ординарца на положенном месте не оказалось. Золотых чертыхнулся.
– Прибыла, – ответил Чеботарев, сделав вид, что ничего не заметил. – Мне кадровик сказал.
– Надо их подключать, – буркнул Золотых. – Вот пусть они этим списком и займутся… И еще: скажи кадровику, чтоб вместо Олежки прислали кого-нибудь толкового!
Чеботарев немедленно взялся за мобильник; полковник вопросительно поглядел на Больных.
– Все у тебя?
– Так точно, господин полковник. На сегодня – все.
– Молодец! Полезно поработал. Подключайся к своей группе.
Тот сдержанно кивнул и уселся за стол с краешку, поближе к Чеботареву.
– Кстати, – озабоченно сказал Коршунович. – А охрану в доме Эрлихмана усилили? А, Семеныч?
Золотых фыркнул:
– Обижаешь! Сегодня охрану даже в буфет загнали. А пост в доме Эрлихмана даже не удвоили, а утроили. Во избежание, как говорится.
– Все равно маловато, – проворчал Коршунович. – Утроили – это сколько? Вместо трех там теперь девять балбесов? Они хоть вооружены?
– Вооружены, Вениамин Палыч, что за вопрос! Табельными иглометами.
– Иглометами, – не унимался разведчик-россиянин. – А стрелять они хоть умеют? Или как ваш грозный вахтер, в кобуре бутерброды таскают?
– Стрелять-то они умеют, – вздохнул Золотых. – Но, боюсь, это единственное, что они умеют…
Он поднял взгляд на Чеботарева, и, увидев, что тот уже успел поговорить и мобильник спрятал, сказал:
– Степа! А в самом деле, пошли-ка туда пару своих ребят. Чего стоят алзамайские мы уже видели. Сегодня.
Чеботарев кивнул и выразительно посмотрел на Больных. Тот вскочил.
– И Оскара Бардтинова возьми, – добавил он уже в спину.
– Есть.
В двери Больных столкнулся с рассыльным, который принес еще влажные оттиски с фотороботом лысого наглеца, убившего братьев Шарадниковых. Некоторое время оттиски ходили по рукам.
– Ладно, – вздохнул Золотых минуты через три. – Давайте-ка, братья-славяне, еще разок проработаем все с самого начала. И поглядим кому произошедшее было выгодно, а кому нет. Поехали…
Вечер уверенно перерос в глубокую ночь. Маленькие городки редко бывают шумными в эту позднюю пору – вот и на юго-восточной окраине Алзамая погасли последние огни и воцарилась патриархальная тишь. Над коронами домов нависло звездное небо, и звезд было столько, что казалось, будто это не синеватые огоньки разбросаны по бесплотной черноте, а на фоне сплошного сияния кое-где встречаются темные пятнышки. В эту пору мечтается о заветном… или просто спится как никогда.
Одинокий грузовик с выключенными фарами мчал по трассе Шантарск-Алзамай, пустынной в ночное время. У границы города он свернул влево, на объездную, забирая восточнее. Обогнул почти полгорода, и потом углубился в жилые кварталы, оцепеневшие до рассвета. На большом пустыре за электроподстанцией грузовик замер и затих, а из кузова стали бесшумно выпрыгивать люди. Двенадцать человек.
Предводитель подошел к кабине и коротко, свистящим шепотом переговорил с водителем и его напарником. Потом властно взмахнул рукой, и все, кто выпрыгнул из грузовика, быстро покинули пустырь. Растворились под сенью деревьев. Двигались эти люди на удивление мягко, но вместе с тем неожиданно проворно, и не производили при этом никакого шума.
И еще они практически не имели запаха. Точнее, что-то окутывало их, что-то такое, что мешало уловить их истинный запах и забивало ноздри какой-то безликой химией.
К трехэтажному дому на улице Иркутской они подобрались с разных сторон; двое, повинуясь команде старшего прокрались поближе и некоторое время провели у самого забора. Потом вернулись.
– Кэп, охрана усилена, – прошептал один. – Двое на крыльце, двое в саду и по крайней мере шестеро в доме.
Тот, кого назвали Кэпом, некоторое время размышлял.
– Снять их можно?