– Понятно, – кивнул Золотых и взглянул на часы. – Четырнадцать двадцать две. Медлить нам непозволительно – тем более, что исчез один из наших работников, разрабатывающих ашгабатскую тему. Пока Варга и Ханмуратов в гостинице – надо использовать это, потому что они вполне уже могут быть осведомлены о нашей заинтересованности ими. В четырнадцать сорок пять – начинаем по основному плану. Схемы проезда к «Централю» розданы?
– Константин Семенович, схемы будут странслированы на компьютеры служебных экипажей в момент начала операции. Программа трансляции полностью готова и может быть запущена в любую секунду.
Золотых только тяжко вздохнул:
– Когда я к вашим умным селектоидам привыкну?
– Никогда, Семеныч, – снова встрял Коршунович. – Ты старый боевой конь, тебя за броневиком скакать не приучишь…
– Можно подумать, что ты конь молодой, – огрызнулся Золотых. – Однако толкуешь с этой чертовой зверушкой, словно с собственной женой.
– У меня нет жены.
– Да знаю я…
Золотых перевел взгляд на невольную аудиторию, с трудом сдерживающую смех. Шутливая перебранка двух опытных стариков – разведчика и контрразведчика – просто и очень естественно согнала предстартовое напряжение. Коршунович четко знал, когда следует подпустить иголочку. А Золотых знал, что Коршунович это знает, и был уверен – не упустит случая.
А перед началом операции что может быть важнее хорошего настроения?
Мало что – только готовность и уверенность в себе. А это в команде Золотых уже имелось.
Ротан вернулся спустя двадцать минут.
– Ну?
– Патрули везде. Без шороха нам из города не убраться.
– Значит, будем убираться с шорохом. Ждем Ядвигу – и мотаем. Если, конечно, она не принесет новостей…
Никто не проронил больше ни слова. Головы, приподнявшиеся было с подушек когда Ротан вошел, снова опустились. Занятый дом вновь погрузился в тишину.
Гном отсиживался в каморке над спортзалом уже около суток. Утром и вечером было слышно, как внизу гулко бухают мячи и азартно кричат баскетболисты. Гном старался не обращать внимания на посторонние звуки, но неожиданно для себя вдруг ощутил жгучее желание спуститься и присоединиться к игрокам. Когда-то Гном неплохо играл в баскетбол, несмотря на малый рост, да и кличку свою он заработал именно на баскетбольной площадке. Но, в отличие от Магси Боггса, карьеру Гном сделал отнюдь не спортивную.
Конечно, никуда Гном не пошел. Стиснул зубы и снова подсел к крохотному чердачному окошку.
Он видел, как прохаживаются по улице патрульные – группами по пятеро-шестеро. Видел, как останавливают всех без разбора прохожих и дотошно проверяют документы. И понимал, что сибирские безопасники прижали его к стене: они явно знали как он выглядит, составили фоторобот и разослали оттиски по всем постам. Даже если изменить внешность, у Гнома не много шансов остаться неузнанным. И на резервный паспорт надежды мало: Гном знал, что безопасники просеяли всех приезжих – действительно всех – и отследили пути их прибытия в Алзамай. Резервный паспорт в этом случае только насторожил бы патрули: человек с таким именем попросту никогда не приезжал в город.
Оставалось только отсиживаться, как велел Варга. А Варга явно что-то затеял, потому что его приказ оставить неподалеку от управления службы безопасности бинокль носил слишком уж суицидальный характер. Безопасники после этого просто обязаны выйти на Варгу меньше чем за сутки.
Гном еще немного с тоской поглядел в окно, потом встал и бросил в стакан с водой таблетку чая. Вода потемнела, и вскоре начала бурлить – химическая реакция несла мощный экзотермический заряд. Вода не просто превращалась в сладкий крепко заваренный чай, но еще и считанные секунды нагревалась до кипения.
Гном уже хотел сесть на табурет и побаловаться чайком, но тут внешняя дверь чердака едва слышно скрипнула.
Гном бесшумно вскочил и вытащил игломет.
С минуту он прислушивался, но с крыши больше не доносилось ни звука. Дверь могла бы качнуться ветром, или, скажем, проскочившей рядом кошкой, если бы не один немаловажный факт: Гном явственно помнил, что запер ее на щеколду, когда хоронился на этом чердаке. Изнутри запер.
Мягко переместившись ко внутренней двери, Гном приложился глазом к щелке. В предбанничке было сумрачно и пусто, только по углам в пыли и паутине стояло несколько лопат, которыми зимой сгребали наметенный снег с плоской крыши. Внешняя дверь оставалась запертой – Гном ясно видел задвинутую щеколду.
Петли внутренней двери Гном предусмотрительно сбрызнул каталитическим раствором, и открываться она стала совершенно бесшумно. Внешнюю он трогать не стал – решил, что лишний сторож в лице скрипящих петель не помешает.
Спустя несколько секунд он уже выглядывал в щели наружной двери. Крыша выглядела пустынной – по крайней мере перед дверью. Даже вездесущие голуби, которые обыкновенно толклись на ветвях короны, куда-то поразлетелись.
Гном потихонечку отодвинул щеколду, переместился чуть в сторону, чтоб спрятаться за косяк, и резко толкнул дверь. Та, отчетливо скрипнув, отворилась. Когда скрип растаял и на крыше вновь воцарилась тишина, разбавляемая только едва долетающими звуками городского дня, Гном обратился в слух. И ничего подозрительного не услышал.
Наконец он шмыгнул наружу, выставив игломет перед собой. Прижался спиной к стене чердачной надстройки и шастьнул за угол. Там тоже никого не оказалось, только плясал над крышей прогретый летним солнцем воздух.
Так Гном обогнул всю надстройку; потом встал на вентиляционную трубу и вскарабкался на кровлю надстройки. Если какой-нибудь умник так же, как и Гном, неслышно ходил по кругу, сейчас было самое время свалиться этому умнику на голову, утащить внутрь и потолковать по душам.
Все-таки не покидало Гнома ощущение, что на крыше есть кто-то посторонний.
Но и с кровли надстройки он никого не заметил.
Гном повертел головой, вспомнив, что его могут отследить с соседних крыш, однако и там не узрел ни единой живой души.
Он шепотом чертыхнулся, и прыгнул с кровли вплотную с дверью в надстройку. Вошел внутрь, заперся, и снова припал взглядом к щелочке. Простоял так минут десять; если бы он сам собирался как-либо действовать, на месте таинственного визитера больше выжидать он бы не стал.
«Нервы, блин», – подумал Гном с неудовольствием. Он прекрасно знал: если начинают посещать подобные пустые галлюцинации, значит, пора на покой. Или хотя бы на длительный отдых.
Крепкие нервы – едва ли не самое ценное, что есть у агента-одиночки.
Он вошел в свою временную каморку, на ходу засовывая игломет за пояс. И вдруг застыл, будто кто-то неведомый и огромный, наблюдающий за всем со стороны, нажал на клавишу паузы на своем не менее огромном видике.
Та самая полуденная воздушная рябь струилась сейчас посреди каморки, а над тумбочкой, ничем абсолютно не поддерживаемый, неподвижно висел стакан с чаем.
Гном впервые в сознательной жизни растерялся. Но всего лишь на миг. Игломет моментально вернулся в его ладонь, и Гном уже решил, что выстрелил и попал, но вдруг это самое шевеление воздуха проворно перетекло вплотную к нему, схватило за локоть совершенно борцовским приемом…
…отравленная стрелка воткнулась в потолок…
…опрокинуло Гнома на пол, поймало руку на излом, вышибло игломет и прижало к полу.
– Поговорить надо, – родился из ниоткуда бесплотный голос. – Я не собираюсь тебя убивать или сдавать властям. Мне нужно только поговорить.
– Ладно, – сказал в пол Гном. – Обещаю не дергаться.
Можно подумать, у него оставался выбор.
Гном не ожидал, но его сразу отпустили. Он перевернулся на бок и немым изумлением пронаблюдал, как это самое воздушное шевеление вдруг пошло мерцающими искрами, словно экран ненастроенного на канал телевизора, потом между искрами появились прорехи с изображением, с каждой секундой прорех становилось больше, а искр – меньше, и потом перед Гномом появилась крепенькая девчонка в ладном комбинезоне. К предплечью ее незнакомым Гному способом был пристегнут неизвестный Гному пистолет.