— Круто, — заметил Картер. — Мне тоже.
Джо посмотрел на него и оскалился.
— Я нашел его первым.
А затем встал впереди, пытаясь загородить меня от Картера.
— Довольно, — отрезал его отец низким голосом.
— Но… но…
— Эй, — обратился я к Джо.
Он посмотрел на меня раздосадованным взглядом.
— Все в порядке, — сказал я. — Слушайся папу.
Он вздохнул и кивнул, снова сжимая мою руку. А затем опять пнул одуванчик и шнурок совсем развязался.
— Мне десять, — пробормотал он наконец. — И я знаю, ты старше, но я первым встретил тебя, так что сначала ты должен стать моим другом. Прости, пап.
А потом добавил:
— Я просто хотел сделать тебе подарок.
Так что я ответил ему:
— Ты уже сделал, — и вряд ли я когда-нибудь видел настолько яркую улыбку, как у него в тот момент.
Я попрощался с ними и почувствовал, что они смотрят мне вслед.
— Кто-то переехал к нам по соседству? — спросила мама, когда я вернулся домой.
— Да. Беннеты.
— Ты познакомился с ними? — она выглядела удивленной. Потому что знала, я не стану разговаривать с людьми, если этого можно избежать.
— Ага.
Она ждала.
— И?
Я оторвал взгляд от учебника истории. Итоговые экзамены начнутся уже на следующей неделе, и у меня были тесты, к которым следовало подготовиться.
— И?
Мама закатила глаза.
— Они милые?
— Думаю, да. У них… — я подумал о том, что у них было.
— Что у них?
— Дети. Один мне ровесник. Двое помладше.
— Что это за улыбка?
— Торнадо, — сказал я, сам того не желая.
Она чмокнула меня в голову.
— Я думала, когда ты станешь старше, я начну понимать тебя лучше. С днем рождения, Окс.
В тот вечер мы ужинали. Мясным рулетом. Моим любимым. Только для меня. И смеялись. Давно такого не было.
Мама подарила мне подарок, завернутый в комиксы из старой воскресной газеты. «Руководство по эксплуатации Бьюика» 1940 года, старое и потрепанное. С оранжевой обложкой. Оно восхитительно пахло затхлой бумагой. Мама сказала, что увидела его в «Гудвилле» и подумала обо мне.
Еще там были новые рабочие штаны, старые совсем износились.
И открытка с волком, воющим на луну, на внешней стороне, и шуткой на обороте: «Что ты скажешь потерянному волку? Обернись!». Внизу мама написала семь слов: «Этот год будет лучше. С любовью, мама». Она нарисовала сердечки вокруг слов «с любовью», малюсенькие, почти невесомые. Казалось если я выдохну они разлетятся по сторонам.
Потом мы с мамой мыли посуду, а старое радио играло в окно, открытое над раковиной.
Она тихо подпевала, брызгаясь в меня водой. Я же размышлял, почему от меня пахнет конфетами и шишками. Восхитительно и эпично.
Мыльный пузырь приземлился маме на нос.
Она сказала, что у меня на ухе тоже пузырь.
Я взял ее за руку и закружил в танце под кульминацию какой-то мелодии. Ее глаза сияли.
— Однажды ты сделаешь кого-нибудь очень счастливым, — сказала она. — И я не могу дождаться, чтобы увидеть это.
Когда ложился спать, я увидел в окно, что в доме в конце переулка горит свет. И задумался о них. О Беннетах.
Кого-нибудь, сказала мама. Сделаешь кого-нибудь очень счастливым.
Не ее. А кого-нибудь.
Я закрыл глаза и уснул. Мне снился «торнадо».
ГЛАВА 4
КАМЕННЫЙ ВОЛК/ДИНА ШОР
— Хорошо выглядишь, papi, — поприветствовал Рико, когда я на следующий день пришел на работу. — Какова причина столь летящей походки?
Было воскресенье, День Господа, как меня учили, но я решил, что Господь не станет возражать, если я приду сюда вместо одного из его молитвенных домов. Ведь я научился вере «У Гордо».
— Наверное, какая-нибудь красивая девчушка, — крикнул Таннер, копаясь в каком-то навороченном внедорожнике, который заводился голосовой командой. — Он теперь настоящий мужчина. С тобой вчера произошла какая-нибудь шестнадцатилетняя странность?
Я привык к их грубым шуточкам. Они не имели ввиду ничего плохого. Но я все равно покраснел как помидор.
— Нет, — произнес я. — Нет, все не так.
— О, — сказал Рико, направляясь ко мне, непристойно виляя бедрами. — Гляньте-ка на этот румянец, — он пригладил мои волосы и легонько ухватил пальцами за ухо. — Она красивая, papi?
— Нет никакой девчонки.
— О, значит, мальчонка? В Casa de Gordо[1] нет места предубеждениям.