Я не кричал, резко открывая глаза, хотя мне и хотелось.
Вместо этого заглушал крик, проглатывая его, пока по шее стекал пот.
Так было проще.
Поэтому я не мог вернуться в дом. Особенно, пока пятно на полу все еще было заметно. Пока выражение ее лица по-прежнему было свежо в моей памяти. Как и влажный звук, который мама издала, когда упала.
Робби ни о чем не спрашивал, и ничего не сказал на следующий день после того, как провел первую ночь в доме. Единственное, о чем я его попросил — чтобы он спал в моей комнате и не заходил в мамину. Там ему делать было нечего. И мне не хотелось, чтобы он что-нибудь учуял. Дверь туда была закрыта и должна была оставаться такой до тех пор, пока я не смогу открыть ее сам и вдохнуть ее запах.
— Разумеется, Окс, — ответил Робби. — Без проблем.
А затем добавил:
— Она хотела, чтобы ты тоже знал, ей жаль по поводу твоей утраты. Особенно утраты в таком молодом возрасте. Она… понимает, что значит потерять кого-то. По-своему.
— Кто? — переспросил я в замешательстве.
— Альфа.
В ответ на это мои глаза слегка расширились.
— Она знает, кто я?
— Да, Окс, — его губы дрогнули. — Многим известно, кто ты.
— О… — вымолвил я, потому что не знал, как с этим быть.
Так что вообще не стал над этим задумываться.
Прошло две недели без новостей.
И я начинал понимать каково это — медленно терять рассудок.
Представлял себе все, что только можно. Плен. Пытки. Смерть. Прежде мне казалось, я пойму, если что-то пойдет не так. Почувствую, если с ними что-нибудь случится. В действительности же, чем дольше они отсутствовали, чем больше увеличивалось расстояние между нами, тем меньше я ощущал их. И уже очень сомневался, что узнаю, если кто-нибудь из них пострадает. Если Джо ранят.
Потому что других, оставшихся в Грин-Крик, я чувствовал гораздо лучше, чем его.
Даже сильнее, чем когда-либо прежде.
Все вокруг Элизабет было синим, настолько невыносимо синим, что я знал, ей нужно выть от горя на луну, но она сдерживала свою песнь, давая ей разрастаться и отравлять ее изнутри.
Марк оставался силен и крепок, как и всегда, но я знал о фотографии, которую он хранил в ящике стола. Фотографии, о которой он полагал никому больше неизвестно. Той самой, на которой они с Гордо были ровесниками Джо и ухмыляясь, обнимали друг друга за плечи. Гордо улыбался в камеру, он выглядел гораздо моложе, чем я его помнил. Марк же… Марк не сводил глаз с Гордо.
Я так и не спросил, поговорили ли они до того, как Гордо уехал с остальными.
Но надеялся, что он все-таки поступил правильно.
Хотя у меня не хватило духу выяснить это наверняка.
Таннер, Крис и Рико тоже становились сильнее с каждым днем. Процесс протекал медленно, но они были связаны с нами, как и все остальные.
И все же. Прошло четыре месяца, а мне казалось, мы уже с трудом справляемся.
Возможно, именно поэтому те две недели, на протяжении которых от Джо не было ни весточки, ранили меня сильнее, чем следовало.
Может, поэтому я и разозлился, когда он наконец написал мне. С нового номера, старые телефоны наверняка выбрасывались.
Сообщение оказалось коротким.
«Мы в порядке».
И я сорвался.
Набрал этот номер.
Спустя несколько вызовов сработало автоматическое сообщение, уведомив меня, что голосовая почта не настроена.
Я позвонил снова.
И еще раз.
И еще.
Лишь только на пятый или шестой раз на том конце сняли трубку.
Он ничего не сказал.
— Ты гребаный мудак, — прорычал я в трубку. — Не смей так со мной поступать! Слышишь меня? Не смей. Тебе вообще, блядь, есть дело до нас? А? Если так, если хоть какой-то части тебя все еще не плевать на меня — на нас — тогда тебе нужно спросить себя, стоит ли это того. Стоит ли того то, что ты делаешь. Ты нужен своей семье. Ты нужен мне, мать твою.
Джо не произнес ни слова.
Но оставался на том конце, потому что я отчетливо слышал, как у него перехватило дыхание.
— Ты засранец, — пробормотал я, внезапно ощутив невыносимую усталость. — Просто чертов ублюдок.
Мы провисели на телефоне около часа, слушая дыхание друг друга.
Когда я снова открыл глаза, уже наступило утро, а мой телефон полностью разрядился.
Только спустя полгода после их отъезда я понял, нужно что-то менять.
Мы не могли продолжать в том же духе.
Джо писал чаще, примерно раз в несколько дней, но новости оставались такими же расплывчатыми, как и всегда, и чем дольше это продолжалось, тем меньше надежды на то, что я скоро их увижу снова у меня оставалось.