Робби, как оказалось, знал еще меньше нас. По крайней мере, так он говорил. И казался таким же расстроенным из-за отсутствия информации, как и все мы. Бывало я натыкался на него во время приглушенных телефонных звонков, и хотя не мог расслышать всех подробностей разговора, выражение лица Робби было вполне красноречивым. Отряды волков, отправившиеся на поиски Ричарда, Роберта и Осмонда, возвращались ни с чем. Никто не имел понятия, где искать. Никто не знал, залег ли Ричард на дно или же создает армию Омег. Каждый зарегистрированный Альфа был поставлен в известность. Но Марк признался, что на каждых трех-четырех зарегистрированных Альф приходится один никому неизвестный.
Ричард мог бы с легкостью попытаться выследить этих неизвестных.
И если им было неведомо о его приходе, то у них не оставалось ни единого шанса. Особенно пока с Ричардом заодно Роберт Ливингстон.
Ходили слухи, что Ричард Коллинз в Техасе. Или штате Мэн. Или Мексике. Кто-то видел Роберта Ливингстона в Германии. Осмонда в Анкоридже.
Ничего из этого так и не вышло.
Мишель Хьюз определенно не порадовало то, что Джо с остальными уехал. Как, впрочем, и никого из них, безликих высокопоставленных начальников, которым было известно о том, кто я такой. Робби, казалось, переполняла смесь ликования и ужаса, когда он сообщил нам, что поисковые отряды также проинструктированы задержать Джо и доставить его на восток, если он вдруг им встретится.
Но Джо они так и не нашли.
Однако дома срочно требовались перемены. Элизабет так до сих пор и не обратилась в человека, и я боялся, что не за горами тот день, когда она уже просто не сможет этого сделать.
Марк становился все тише и тише. Говорил только когда к нему обращались, хотя даже тогда это ограничивалось всего несколькими словами, после чего он вновь погружался в молчание.
Таннер, Крис и Рико не знали, что делать. Они являлись частью стаи, но не понимали, что это значит. После первоначального всплеска новизны от соединения их нитей с нашими, возбуждение прошло. Элизабет больше не бегала в полнолуние. Марк все чаще надолго исчезал.
Я гулял по лесу, солнечный свет просачивался сквозь деревья.
— Скоро все станет иначе, — произнес Томас рядом со мной.
— Я знаю, — признал я, хотя на самом деле его здесь не было.
— Нужно что-то менять, — заметила мама, проводя руками по коре Дугласовой пихты.
— Я знаю, — согласился я, хотя она была похоронена в земле в шести милях отсюда.
Они были правы, эти призраки. Эти воспоминания. То немногое, что у меня еще осталось.
— Альфа не определяется цветом глаз, — напомнил Томас, когда я поднял сосновую шишку с земли в лесу.
— Помнишь тот день, когда он ушел? — спросила мама. — Стоя на кухне, ты сказал мне, что теперь будешь мужчиной. Твое лицо было мокрым от слез, но ты сказал, что будешь мужчиной. Я переживала. О нас. О случившемся. О тебе. Но я тебе поверила.
Так и было.
Они оба поверили в меня.
Я оказался перед своим домом.
Старым домом.
Все выглядело, как всегда.
Я долго стоял, разглядывая его.
В конце концов, кто-то уткнулся в мою руку.
Я опустил глаза.
Элизабет смотрела на меня понимающим взглядом.
— Придется меняться, — сказал я ей. — Ничего не получается. Уже нет.
Она заскулила.
— Я знаю, это больно, — признал я. — И знаю, что так тебе легче. Оставаясь волком. На данный момент. Но мы не можем продолжать так и дальше. Больше не можем.
Она снова толкнулась мордой в мою ладонь.
Я вновь посмотрел на дом.
Элизабет подождала, пока я опять буду готов заговорить.
В этом она была хороша.
— Мне нужно зайти внутрь, — сказал я. — Хочу, чтобы ты пошла со мной. А когда мы оттуда выйдем, хочу снова услышать твой голос. Потому что пришло время. Для нас обоих.
И Элизабет последовала за мной в дом.
Робби каким-то образом удалось избавиться от пятна на деревянном полу там, где умерла мама.
Тот вновь выглядел как прежде.
В моей комнате все осталось почти без изменений.
Я провел пальцами по книжной полке.
Вытащил руководство по ремонту «Бьюика», которое мама давным-давно подарила мне на день рождения.
Внутри лежала открытка.
«Как позвать потерявшегося волка? — Обернись!
Этот год будет лучше. С любовью, мама.»
Я не знал, сон это или явь.