Положил ее на место, и стало интересно, нет ли на моем ухе мыльных пузырей.
Элизабет наблюдала и ждала, не отходя от меня.
Я заплакал. Скупо. Скатилось всего несколько слезинок, которые пришлось смахнуть тыльной стороной ладони.
Стоя у двери в мамину комнату, я положил ладонь на дверную ручку.
Пришлось собрать все свое мужество. Я сражался с Омегами. Осмондом. Ричардом.
Но это казалось куда сложнее.
В конце концов, я все-таки открыл дверь.
Комната все еще пахла ею. Но потом я понял, что так всегда и будет.
Запах стал гораздо слабее, хотя все равно ощущался.
Пылинки танцевали в солнечном свете.
Все было как раньше, после ухода отца.
Когда я вышел из комнаты, дверь осталась открытой.
— Я говорил серьезно, — напомнил я Элизабет. — Мы выходим отсюда, и я слышу твой голос.
Она перевела взгляд с меня на входную дверь, а потом снова посмотрела на меня.
— Это трудно, — признал я. — И будет так еще очень долго. Но именно поэтому мы и есть друг у друга. Поэтому у нас есть стая. Нам нужно снова начать вспоминать об этом.
Я протянул ей стеганное одеяло, чтобы она могла прикрыть наготу, если захочет. Давить на нее еще сильнее я не собирался, потому что боялся, что это будет уже слишком.
Элизабет долго смотрела на мое предложение.
Мне даже показалось, что ничего не получится.
Но потом она осторожно дотянулась и взяла одеяло зубами. Ткань мягко выскользнула из моих пальцев.
И Элизабет направилась за угол дома, волоча его за собой по земле.
Раздался треск и хруст костей и мышц. После такого длительного времени это казалось болезненным.
Послышался вздох.
Я ждал.
Зазвучали шаги.
Элизабет Беннет вышла из-за угла с усталым, но гораздо более человеческим взглядом, какого я уже давно у нее не видел. Светлые волосы рассыпались по плечам, а одеяло было плотно обернуто вокруг тела.
Когда она заговорила, ее голос звучал хрипло и сухо.
Но слышать его было просто чудесно.
— Я не прочь быть одинокой, — произнесла она, — когда мое сердце твердит, что ты тоже одинок. Помнишь?
— Дина Шор, — ответил я. — Ты тогда танцевала. Потому что была в зеленой фазе.
— Эта песня… — напомнила она. — Я говорила тебе, что она о том, как оставаться в тылу. Когда другие уходят на войну.
— Оставаться, — не смолчал я, — или быть оставленными?
— Окс, — заплакала она, — это совершенно разные вещи.
«она снова обратилась в человека»
«Только благодаря тебе, верно?»
«нет она сама захотела»
«Поверь, Окс. Это твоя заслуга.»
«тебе нужно вернуться»
«джо»
«ты там?»
«ДЖО»
Иногда она улыбалась. А иногда казалось, она где-то очень далеко.
После того, как Элизабет вновь стала человеком, и мы вернулись домой, Марк обнял ее. Они почти не разговаривали, просто крепко прижимались друг к другу так долго, что казалось, прошли часы.
Она не плакала.
А вот Марк — да.
— Мне жаль, — повторял он. — Мне так жаль.
И уже не в первый раз я подумал, что все, что говорил мне отец, было полнейшей чушью.
Робби благоговел перед ней.
— Разве ты не в курсе, кто она? — зашипел он на меня.
Разумеется, я прекрасно это знал.
— Она Элизабет.
— Да она же легенда.
Таннер, Крис и Рико неловко представились ей, густо краснея, когда она поцеловала каждого из них в щеку, долго и нежно.
Позже я посмеялся над ними из-за этого. А они снова покраснели.
Я не знал, пыталась ли она дозвониться Джо, Картеру или Келли. Не знал, чувствуют ли они ее лучше меня. Я рассказал ей все, что мне было известно, про то, сколько времени прошло и какие расплывчатые новости до меня доходили.
Она кивнула, посмотрела вдаль и произнесла:
— Мы должны собраться на ужин в воскресенье.
Так мы и сделали.
Потому что это была традиция.
Элизабет стояла на кухне, покачиваясь под тихую мелодию, доносившуюся из старого радио. Вряд ли это была Дина Шор. Вероятно, прямо сейчас это был бы перебор.
Марк и Таннер занимались грилем снаружи, хотя уже похолодало. Рико и Крис накрывали на стол.
Робби неуверенно мялся на пороге кухни.
— Окс, — позвала Элизабет, — ты закончил с луком?
— Да, — протянул я ей миску, в которую сложил нарезанный кубиками лук. Потому что мы делали вид, что все в порядке.
— Спасибо, — улыбнулась она. Эта улыбка лишь смутно походила на прежнюю, но во всяком случае она хотя бы появилась. Элизабет оказалась сильнее, чем я думал. Больше я ее так недооценивать не стану.