Может, мне захотелось оставить все это далеко позади и найти место, где волки не знают моего имени.
Томас как-то говорил, что чем дольше человек находится в стае, тем сильнее становится запах стаи на нем, пока не превратится в часть его самого, пока не укоренится во всем, чем он является.
Любой волк понял бы, что я принадлежу другим, сколько бы я ни тер свою кожу.
И это раздражало меня.
Я старался держаться как можно дальше от остальных. Работал допоздна, не покидал мастерскую до самой полуночи. Парни пытались вытолкать меня домой, но я рявкнул, чтобы они отвалили.
Марк с Элизабет не давили на меня.
Мне этого и не хотелось, но вместе с тем такое поведение приводило в некое замешательство, потому что казалось, они должны.
Следовало догадаться, что Элизабет дождется, пока я сам не буду готов. Порой казалось, она знает меня гораздо лучше, чем я сам.
Я провел рукой по лицу, пока шел по грунтовой дороге к дому в конце переулка. Наверное, с моей стороны было глупо бродить одному среди ночи, но я доверял защите Гордо, даже если постепенно терял веру в него самого.
Я так устал. От многого.
Еще до того, как увидел или услышал Элизабет, я почувствовал ее. Вряд ли такое было свойственно большинству людей в волчьих стаях, но я не знал, кого еще об этом спросить. Да и сама мысль о том, чтобы расспрашивать в последнее время казалась утомительной. Особенно в довершение всего остального.
— Я знаю, что ты там, — сказал я, полагая, что она появится из-за деревьев в волчьем обличье.
Но вместо этого Элизабет произнесла:
— Ну, разумеется. Ничего другого я и не ожидала.
Она вышла из тени, двигаясь с нечеловеческой грацией. На ней были свободные спортивные штаны и старая толстовка Томаса, рукава которой оказались слишком длинными, скрывая часть кистей. Ее глаза на мгновение полыхнули в темноте тем самым оранжевым хэллоуинским огнем, который так напоминал мне о ее сыне. При одной мысли о Джо защемило в груди.
И она знала об этом. Просто потому что ей было под силу это понять.
— Ах… — произнесла она. — А я все гадала, вдруг это закончилось?
— Лучше бы ты этого не делала, — проворчал я.
Элизабет негромко рассмеялась.
— Не могу не. Такая уж я есть. Это моя натура.
— Прятаться в лесу посреди ночи? Ты это имеешь в виду?
— Я не прячусь, — слегка оскорбилась она.
— Вообще-то, именно это ты и делаешь, — подтвердил я. — Это часть всей твоей… сущности.
— Ты мне нравишься, — серьезно призналась Элизабет. — Очень.
Я не смог бы сдержать улыбку, даже если бы попытался.
— Знаю. Ты мне тоже нравишься.
И направился к дому в конце переулка.
Элизабет шла рядом со мной.
— Ты избегаешь нас, — заметила она.
— Был занят, — ответил я.
— Ах… В автомастерской.
— Ага.
— Должно быть, большой.
— Что?
— Наплыв людей в Грин-Крик, которым вдруг понадобилось отремонтировать машины, причем всем одновременно.
Я уставился на нее.
Она безмятежно улыбнулась мне в ответ.
— Целые дюжины.
— Ты расстроен.
Я остановился, уперев руки в бока.
— Это нормально — быть расстроенным, — заверила она.
— Я не расстроен, — прорычал я.
— Разумеется, нет. Ты просто избегаешь свою стаю, а когда видишь нас, то как будто презираешь. Совсем не расстроен.
— Я никого не презираю.
— Это уж точно не правда. Есть много людей, которых есть за что презирать.
— Элизабет…
— Мы не виним тебя.
Я моргнул.
— За что?
— За то, что ты винишь нас.
Я непроизвольно сделал шаг назад.
— Я не…
— Ничего страшного, даже если это так. Не знаю, что бы я делала на твоем месте. Но здесь и сейчас, безусловно, самое подходящее время, чтобы унять свои обиды.
Я опустил голову.
— В конце концов, — продолжала она, — если бы ты никогда не узнал о волках, ничего бы этого не случилось. Если бы мы не вернулись в Грин-Крик, ты бы никогда не встретил нас, и твоя мать спала бы в своей постели. Или, вернее, я надеюсь, что так оно и было бы, потому что никогда нельзя знать наверняка, что может случиться. Жизнь бывает весьма непредсказуемой.
— Зачем ты мне все это говоришь? — поинтересовался я.
— Потому что кто-то должен, — ответила она. — И раз уж Джо здесь нет, это должна сделать я…
Мой гнев вспыхнул ярко и обжигающе. И судя по ее слегка расширившимся глазам Элизабет почувствовала это.
— Он не хотел оставлять тебя, Окс.
— Действительно, — горько рассмеялся я. — Потому что для того, кто не хотел уходить он, блядь, свалил чертовски быстро.