Я не был здесь уже очень давно. Хотя он и принадлежал мне. Робби давненько переехал в главный дом к Беннетам, так что этот обычно пустовал. Но мы продолжали содержать его на всякий случай. На случай, если нам понадобится больше места. Если стая расширится. Если придут люди в поисках убежища.
Если остальные вернутся домой.
Элизабет и другие члены стаи по очереди убирали его. Проветривали комнаты. И хотя мы обычно делили все обязанности, в этом мне принимать участия не позволяли. Они знали, что я чувствую, переступая его порог. Что испытываю, находясь в этом месте.
Потому что, несмотря на то, что пятно на полу давно вывели, я знал, что кровь моей матери впиталась в кости дома.
Мама присутствовала здесь повсюду.
Большую часть ее одежды раздали после того, как я дал свое согласие.
Однако мама заключалась не в вещах, которые она носила.
Она осталась в каждом углу этого дома.
На моем ухе вновь появились мыльные пузыри.
Здесь мама нервничала, потому что к нам в гости придут Беннеты, а они ведь такие шикарные и утонченные.
Тут она поставила свою подпись и расторгла брак.
Стояла рядом со мной на кухне и спрашивала, почему я плачу. А я говорил ей, что больше не могу плакать, потому что теперь я должен быть мужчиной.
Показала на карте, куда переехал мой друг, сказав, что в Грин-Крик никто никогда не остается.
Она была моей стаей. Моей самой первой стаей.
— Ах… — я отчаянно пытался сделать вдох. — Ах… ах…
Соскользнул на пол, прислонившись спиной к двери.
Уткнулся лбом в колени.
Оттуда, где я сидел — стоило лишь поднять голову — можно было увидеть место, где мама умерла. Где она смотрела на меня с такой стальной решимостью в глазах. Она знала, что идет на смерть, но решила сделать это на своих собственных условиях, давая мне самый крошечный шанс сбежать и позвать нашу стаю.
С наступлением вечера тени все больше удлинялись.
Я чувствовал остальных. Свою стаю. Их радость. Замешательство. Печаль. Гнев.
В отличие от Картера с Келли, которых уже не ощущал так, как раньше. Впрочем, как не ощущал я и нашей с Гордо связи как когда-то. Даже если он и не был в стае большую часть того времени, что мне известно о волках, между нами всегда существовала некая своя связь, особенно после того, как он подарил мне рабочие рубашки на пятнадцатилетие.
А вот Джо.
Его я чувствовал еще как.
Потому что он был Альфой. Каким мне никогда не стать.
Это место, эта территория по праву принадлежала ему.
И раз уж (если, если, если) он вернулся, она снова должна была перейти к нему.
Мне следовало бы испытать облегчение.
Что теперь ответственность лежит не только на мне.
И я его испытывал. По большому счету.
Но какая-то часть меня твердила: «мое, мое, мое».
Что это место, эти дома, эти люди были моими.
Я ударился затылком о дверь, пытаясь привести мысли в порядок.
Тени удлинялись все больше.
И вот тогда пришел он.
Еще до того, как услышать, я почувствовал его.
Я изо всех сил игнорировал нашу связь, нить между нами. Не хотелось видеть, как она обветшала и износилась, если эта самая нить вообще еще существовала. Нечто, некогда крепнущее с каждым днем, теперь напоминало оборванные клочья.
Я старался дышать ровно. Успокоить сердцебиение.
Пытался безмолвно заставить Джо уйти.
Дыхание перехватило. Сердце зашлось в груди.
Он не ушел.
Он ничего не сказал, но и не ушел.
Крыльцо скрипнуло, когда Джо медленно стал подниматься по ступенькам.
Его руки легли на перила, пальцы скользнули по облупившейся краске.
Дойдя до верхней ступеньки, он замер и немного постоял.
Сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.
Впитывая запах территории.
Этого дома.
Меня.
Интересно, догадался ли он, что с тех пор, как уехал, я провел здесь не более нескольких часов?
Интересно, чувствует ли он еще запах крови моей матери?
Джо не произнес ни слова.
Но сделал шаг вперед. Потом еще один. И еще, пока не оказался перед входной дверью.
Он не постучал.
И не стал трогать дверную ручку.
Вместо этого дверь слегка дрогнула, когда он повернулся и прислонился к ней спиной, соскользнув вниз, как это сделал я.
Джо сидел по другую сторону моей входной двери, и наши спины разделяла лишь дубовая доска всего в три дюйма толщиной.
Прошло совсем немного времени, прежде чем наши сердца стали биться в такт, а дыхание гармонично выровнялось в унисон.
Я пытался бороться. Чтобы избежать этого.