Вторая пуговица оказалась расстегнута, за ней третья.
Я сомневался, что на нем есть нижнее белье, луна светила достаточно ярко, чтобы можно было разглядеть лобковые волосы и основание его члена.
Я вновь взглянул ему в лицо.
Пустой взгляд исчез, он больше не смотрел на меня с отсутствующим видом, маска Альфы соскользнула, хотя его глаза по-прежнему горели красным.
Сейчас Джо выглядел моложе. Мягче. Более неуверенным в себе.
— За все это время у меня никого не было. Для меня никогда не существовало никого, кроме тебя. Потому что даже если ты не слышал меня, когда я тебя звал, вой в моем сердце, моя песнь всегда предназначалась только тебе одному.
Хотелось сказать ему, чтобы он убирался прочь из моей головы, потому что каким-то образом Джо понял, о чем я думаю. Он не должен был этого видеть. Слышать. Знать.
Хотелось сказать ему, что я тоже ни с кем не был.
Что я ждал. И ждал. И ждал его до тех пор, пока не начало казаться, что кожа скоро лопнет, а кости превратятся в прах. Что я сделал то, что должен был, лишь бы нам всем удалось здесь выжить, что, хотя мы и стали чем-то большим и цельным, несмотря на то, какими разрозненными осколками являлись, боль, которую я испытывал, никуда не делась, как и дыра в моем сердце, которую оставил он. Именно он сделал это со мной.
Он никого не трахал?
Что ж, молодец.
У меня и в мыслях такого желания не было.
Среди деревьев послышалось тявканье, оно звучало громче остальных.
Я оглянулся.
Робби стоял у кромки леса, наблюдая за мной, и вопросительно склонив голову.
— Он беспокоится о тебе, — заметил Джо у меня за спиной.
— Я его Альфа.
— Ну разумеется, Окс, — проронил он, и судя по звуку, избавился от джинсов. Я велел себе не оборачиваться. Я и без того уже увидел предостаточно и не собирался так легко сдаваться, даже если Джо был всем, чего мне в действительности хотелось.
Робби вновь тявкнул и развернулся в сторону леса.
— Нам все равно нужно поговорить, — произнес Джо, оказавшись прямо за моей спиной.
Я прикрыл глаза, хотя продолжал ощущать жар его тела. Его дыхание на своей шее. Стоило лишь откинуться назад и…
Я сделал шаг вперед.
— Обязательно, — произнес вслух. — Завтра.
Потому что вряд ли смог бы пережить еще один такой день. Меня это душило, и я изо всех сил пытался продолжать дышать.
— Завтра, — повторил Джо, и это прозвучало как обещание, которое я сам, не подозревая о том, дал ему.
Он перекинулся позади меня.
Этот характерный звук длился, казалось, целую вечность.
Я по-прежнему ощущал спиной жар, но теперь тот стал другим.
Что-то уперлось мне в спину.
Судя по ощущениям, его нос.
Джо сделал долгий, медленный вдох.
Потом выдохнул низко и жарко.
У меня в затылке запульсировало нечто, погребенное в узах моей стаи.
Захотелось дотянуться до него. Чтобы проверить. Попробовать на вкус.
Но прежде чем я успел это сделать, Альфа-волк обошел меня из-за спины.
И у меня перехватило дыхание.
Он был огромным, больше, чем когда-либо был Томас. Его макушка практически доставала мне до шеи. Он по-прежнему оставался абсолютно белым, если не считать носа и лап. Губ и когтей. И глаз, которые полыхали красным, словно огонь. Интересно, так ли чувствовала себя моя мать в тот самый первый раз? Когда Томас показал ей, что она больше никогда не будет одна.
И как будто мог слышать каждую мысль в моей голове, Джо наклонился и прижался носом к моей шее, а я выдохнул:
— О…
Началось все прекрасно.
В основном.
Меня не покидало ощущение, будто я застрял в бесконечном свободном падении, сердце билось в горле. И казалось, что я снова и снова переживаю момент, когда оступившись, пропускаешь последнюю ступеньку и тяжело приземляешься на ногу.
Мы бежали по лесу.
Меж деревьев, перепрыгивая через бревна и ручьи, разбрызгивая воду, если не удавалось прыгнуть достаточно далеко.
Волки выли вокруг меня, но это было не гармонично, слишком уж отличалось по тональности, чтобы походить на единую песнь.