— Наверное, хорошо вернуться домой.
— Да, — ответил он. — Марк присматривал за домом, но это не то же самое, что прикасаться к этим деревьям самому. Знаешь, ты ему очень нравишься.
— Марку?
— Конечно. И ему тоже. Ты думаешь, что спрятался, Окс, но тебя многое выдает. Выражение твоего лица. Дыхание. Сердцебиение.
— Я стараюсь не выделяться.
— Я знаю, но не могу понять почему. Почему ты прячешься?
Потому что так проще. Потому что я делал так, сколько себя помнил. Потому что это было безопаснее, чем выходить из тени и открываться людям. Лучше прятаться и задаваться вопросами, чем открываться людям и узнавать горькую правду.
Я мог бы сказать это. Думаю, я бы смог подобрать слова и объяснить. Запинаясь. Судорожно вздыхая. Проглатывая ком горечи. Я бы смог выдавить их.
Но я промолчал.
Томас спокойно улыбнулся мне. Закрыл глаза и повернулся лицом к солнцу.
— Здесь все иначе, — сказал он, глубоко вдыхая воздух.
— Марк сказал то же самое, когда мы встретились. Что это место пахнет домом.
— Он сказал это? В закусочной?
— Он рассказал тебе?
Томас улыбнулся. Улыбка была приятной, но показывала слишком много зубов.
— Рассказал. Он, кажется, считает тебя родственной душой. А потом то, что ты сделал с Джо.
Я разволновался и отступил на шаг.
— Что я сделал? Он в порядке? Мне жаль. Я не…
— Окс, — голос Томаса стал низким. Ниже, чем раньше, а когда его руки опустились на мои плечи, я будто ощутил приказ, и расслабился, не понимая, что произошло. Напряжение исчезло, словно его никогда и не было, я слегка откинул голову назад, словно обнажая перед ним шею. — Какая у тебя фамилия?
— Мэтисон, — с тревогой ответил я, но голос Томаса оставался спокойным, а руки по-прежнему лежали на моих плечах, не позволяя тревожным чувствам прорваться на поверхность.
Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но опять закрыл его. Затем, обдумывая каждое слово, осторожно произнес:
— Вчера, когда Джо нашел тебя. Кто заговорил первым?
— Он. Он спросил, не чувствую ли я чем пахнет.
Захотелось достать каменного волка из коробочки и взглянуть на него еще раз.
Томас сделал шаг назад, опустив руки. Покачал головой. На его лице появилась легкая удивленная улыбка.
— Марк сказал, ты другой. В хорошем смысле.
— Это всего лишь я.
— Окс, до вчерашнего дня мы пятнадцать месяцев не слышали от Джо ни слова.
Деревья, птицы, солнце — все исчезло.
— Почему?
Томас грустно улыбнулся.
— Из-за жизни и всех ее ужасов. Мир может быть весьма жестоким местом.
Мир. Он может быть ужасающим, хаотичным и прекрасным.
Но жестоки в этом мире только люди.
Я слышал это, когда они оскорбляли меня за спиной.
Я слышал это, когда они делали это в лицо.
Я слышал это в хлопке двери, когда отец ушел.
Я слышал это в дрогнувшем голосе матери.
Томас не сказал мне, почему Джо не разговаривал. А я не стал спрашивать. Это было не мое дело.
Люди могут быть жестоки.
Прекрасны, но в то же время безжалостны.
Словно чему-то настолько прекрасному нельзя оставаться просто прекрасным. Оно обязательно должно быть еще жестоким и отравляющим. Это казалось сложным. Я этого не понимал.
Я не увидел жестокости, когда впервые сел за их стол. Марк занял место слева от меня, Джо справа. Еда была на тарелках, но никто не взял вилку или ложку, поэтому и я не стал. Все взгляды устремились на Томаса, сидящего во главе стола. Подул теплый ветерок. Он улыбнулся всем и начал есть.
Остальные последовали его примеру.
Коробочка с каменным волком лежала у меня на коленях.
И Джо. Джо просто без умолку тараторил: «Мне нравится, когда в фильмах все взрывается, типа бум и все такое» и «Как думаешь, что произойдет, если пускать газы на луне?», и «Однажды я съел четырнадцать тако с Картером на спор, а потом не мог пошевелиться два дня».
Он говорил:
«Мэн — это Мэн. Я скучаю по своим друзьям, но теперь у меня есть ты».
«Это даже не смешно! Я не смеюсь!»
«Можешь передать мне горчицу, пока Келли не прикончил ее всю как придурок?»
И говорил:
«Однажды мы отправились в горы и прокатились на санях».
«Я плохо играю в видеоигры, но Картер сказал, что я научусь».
«Спорим, я бегаю быстрее тебя?»
И говорил:
«Можно я расскажу тебе секрет? Временами мне снятся кошмары, которые я не могу вспомнить. А временами я помню их все».