— Гордо плевать, — все, что ответил папа.
Это показалось ложью. Ведь Гордо волновало многое. Он был грубоват, но однажды сказал мне, что когда я подрасту, то смогу прийти и договориться с ним о работе.
— Парни вроде нас должны держаться вместе, — сказал Гордо. Я не знал, что конкретно он имел в виду, тем не менее мне хватило самого факта, что он считал будто я достоин этой работы.
— О, — все, что смог вымолвить я.
— Я не сожалею о тебе, — признался папа. — Но сожалею обо всем остальном.
Я ничего не понял.
— Ты имеешь в виду…?
Но я не знал, что он имел в виду.
— Я сожалею о своем пребывании здесь, — объяснил он. — Не могу этого выносить.
— Ну и ладно, — сказал я. — Мы можем исправить это. Можем просто уехать куда-нибудь.
— Это не исправить, Окс.
— Ты зарядил телефон? — спросил я, потому что он постоянно забывал это сделать. — Не забудь зарядить телефон, чтобы я мог позвонить тебе. У меня новая математика, которую я не понимаю. Мистер Ховс сказал, я могу попросить тебя помочь.
Хоть я и знал, что отец решит математических задач не больше, чем я. Новая математика называлась пре-алгеброй. Этот предмет пугал меня, потому что был трудным, пока был пре-алгеброй. Что же будет, когда начнется сама алгебра?
Я узнал его выражение лица. Ярость. Он был в бешенстве.
— Ты что, блядь, не понимаешь? — рявкнул папа.
— Нет, — ответил я, сдерживая дрожь.
Потому что действительно не понимал.
— Окс, — начал папа. — Никакой математики. Никаких телефонных звонков. Не заставляй меня сожалеть и о тебе тоже.
— О, — произнес я.
— Ты должен стать мужчиной. Вот что я пытаюсь вдолбить тебе. На тебя обрушится тонна дерьма. Ты должен отмахиваться и продолжать двигаться вперед. — Его кулаки крепко сжались по бокам. Я не знал почему.
— Я могу быть мужчиной, — заверил я, надеясь, что от этого папе станет лучше.
— Я знаю, — сказал он.
Я улыбнулся, но папа лишь отвел взгляд.
— Я должен идти, — в итоге вымолвил он.
— Когда ты вернешься? — спросил я.
Пошатнувшись, папа подошел к двери. Вздохнул. Взял чемодан. И вышел. Я слышал, как завелся его старый грузовик. Тот чихал и пыхтел, пока разогревался. Видимо, ему требовался новый ГРМ. Нужно напомнить папе об этом позже.
Мама вернулась домой поздно вечером после двойной смены в закусочной. Она нашла меня на кухне на том же месте, где я был, когда отец вышел за дверь. Теперь все было иначе.
— Окс? Что происходит? — мама выглядела очень уставшей.
— Привет, мам, — произнес я.
— Почему ты плачешь?
— Я не плачу, — ответил я.
И я не плакал, потому что теперь был мужчиной.
Она коснулась моего лица, большими пальцами вытирая влагу со щек. Ее руки пахли солью, картошкой фри и кофе.
— Что произошло?
Я посмотрел на нее с высоты своего роста, потому что мама всегда была маленькой, а я за последний год сильно перерос ее. Жаль, мне не вспомнить день, когда это произошло. Он казался монументальным.
— Я позабочусь о тебе, — пообещал я. — Тебе не придется ни о чем волноваться.
Мамин взгляд смягчился. Я видел морщинки вокруг ее глаз. Поникший подбородок.
— Ты и так всегда заботишься обо мне. Но это… — она замолчала и прерывисто вздохнула. — Он ушел? — спросила она, и ее голос прозвучал так тихо.
Я накрутил ее локон на палец. Такие же темные, как у меня. Как у папы. У нас у всех темные волосы.
— Что он сказал? — спросила мама.
— Что теперь я мужчина, — ответил я. Это все, что ей нужно было услышать.
Она смеялась до тех пор, пока не сломалась и не расплакалась.
Уходя, он не взял деньги. Во всяком случае, не все. Не то чтобы у нас было, что брать.
Он также не взял фотографии. Лишь немного одежды. Бритву. Грузовик. Некоторые инструменты.
Не видь я его собственными глазами, то подумал бы, что отца никогда и не было.
Спустя четыре дня я позвонил ему. Посреди ночи.
Раздалось несколько гудков, затем я услышал сообщение о том, что номер больше не обслуживается.
На следующее утро пришлось извиниться перед мамой. Я так крепко сжал телефон в руке, что тот треснул. Она сказала, что все в порядке, и мы больше никогда не говорили об этом.
Мне было шесть лет, когда папа купил мне собственный набор инструментов. Не детский. Никаких ярких цветов и пластика. Все холодное, металлическое и настоящее.