На следующий день она исчезла.
Той зимой я отправился из школы прямиком в закусочную. Наступили Рождественские каникулы. Три недели ничего кроме автосервиса, и я был счастлив.
Когда я открыл дверь в «Оазис» снова пошел снег. Над головой звякнул колокольчик. Возле двери стояла надувная пальма. А с потолка свисало солнце из папье-маше. За стойкой сидели четверо и пили кофе. Пахло смазкой. Я обожал это.
Официантка Дженни лопнула пузырь из жвачки и улыбнулась. Она училась на два класса старше меня. Иногда она улыбалась мне и в школе.
— Привет, Окс, — поприветствовала она.
— Привет.
— На улице холодно?
Я пожал плечами.
— У тебя нос красный, — улыбнулась она.
— О.
Дженни рассмеялась.
— Ты голоден?
— Ага.
— Садись. Я принесу кофе и предупрежу твою маму, что ты здесь.
Я прошел в свою кабинку в дальнем углу зала. В действительности она, конечно, не была моей, но я всегда садился там и все это знали.
— Мэгги! — крикнула Дженни, проходя мимо кухни. — Окс пришел.
Она подмигнула мне, ставя тарелку с яйцами и тостами перед мистером Маршем, который флиртовал с озорной улыбкой, хотя ему было восемьдесят четыре. Дженни захихикала, а он принялся за яичницу, щедро поливая ее кетчупом. Мне показалось это странным.
— Привет, — сказала мама, ставя передо мной кофе.
— Привет.
Она провела пальцами по моим волосам, стряхивая снежинки. Они тут же растаяли, упав мне на плечи.
— Как тесты?
— Думаю, нормально.
— Мы хорошо учимся?
— Наверное. Я забыл, кто такой Стоунуолл Джексон.
— Окс, — вздохнула мама.
— Все в порядке, — успокоил я ее. — С остальным проблем нет.
— Точно?
— Да.
И она поверила мне, потому что я не лгал.
— Голоден?
— Да. Можно мне…
Звякнул колокольчик и вошел мужчина. Он показался мне смутно знакомым, хотя я не мог припомнить, где видел его раньше. На вид ровесник Гордо. Сильный. И большой. С густой светлой бородой. Незнакомец провел рукой по бритой голове. Закрыл глаза. Глубоко вдохнул и медленно выдохнул. И клянусь, когда он вновь их открыл, его глаза вспыхнули. Но уже через миг в них осталась лишь синева.
— Дай мне секунду, Окс, — попросила мама и направилась к незнакомцу, а я изо всех сил старался отвести от него взгляд. Он был чужаком, да, но дело было не только в этом. Я размышлял, в чем же еще, потягивая кофе.
Мужчина занял кабинку напротив. Мы посмотрели друг на друга. И он улыбнулся. Это была приятная улыбка, яркая и открытая. Мама положила перед ним меню, пообещав скоро вернуться. Я видел, как Дженни выглядывает из кухни, стреляя глазками. Она приподняла грудь, пригладила волосы и схватила кофейник.
— Я им займусь, — пробормотала она. Мама лишь закатила глаза.
Дженни была очаровательна. Незнакомец вежливо улыбнулся ей. Она слегка коснулась его руки ноготками. Он заказал суп. Она засмеялась. Он попросил сливки и сахар к кофе. Она ответила, что ее зовут Дженни. Он попросил дополнительную салфетку. Она отошла от столика, выглядя слегка разочарованной.
— Хлеб и зрелища, — пробормотал я.
Незнакомец усмехнулся, словно услышал меня.
— Выбрал, что будешь, малыш? — спросила мама, вернувшись к столу.
— Бургер.
— Сейчас принесу, хороший мой.
Я улыбнулся, потому что обожал ее.
Чужак провожал маму взглядом, пока она уходила. Его ноздри раздулись. Он глянул на меня, склонив голову набок. Его ноздри снова затрепетали. Как будто он… принюхивался? Нюхал?
Подражая ему, я принюхался тоже. Для меня все пахло точно так же, как и всегда.
Незнакомец рассмеялся и покачал головой.
— В этом нет ничего плохого, — заметил он, вновь сверкнув зубами. Его голос был глубоким и добрым.
— Это хорошо, — ответил я.
— Я — Марк.
— Окс.
— Правда? — вопросительно выгнул он бровь.
— Окснард, — пожал я плечами. — Но все зовут меня Окс.
— Окс, — повторил он. — Сильное имя.
— Сильное, как бык? — предложил я.
Он рассмеялся.
— Часто такое слышишь?
— Наверное.
Марк посмотрел в окно.
— Мне здесь нравится.
В этих словах таилось многое, что не поддавалось моему пониманию.
— Мне тоже. Хотя мама говорит, люди здесь не остаются.
— Ты же здесь, — заметил он, и это показалось глубокомысленным.
— Да.
— Это твоя мама? — он кивнул в сторону кухни.
— Ага.
— Тогда и она здесь. Возможно, остаются не все, лишь некоторые, — он посмотрел на свои руки, — но кто-то может и вернуться.