Когда стало ясно, что погоня кончилась, изо всех словно выдернули стержень, поддерживавший отряд во время этой гонки. Никому и никуда больше не хотелось идти, не хотелось вообще двигаться. Все лежали, где спали, лениво отмахиваясь от таких же ленивых тут мокрецов.
Они снова победили, доказав и себе и противнику, что сильней, умней, ловчей и выносливей. Они снова остались живы. Они снова спаслись. Разве этого недостаточно, чтобы ощущать себя счастливым, если тебе четырнадцать-шестнадцать лет? Парни и девушки бездумно смотрели на кроны низеньких деревьев, на голубеющее за ними небо с редкими бледными звёздами - и улыбались этим деревьям, небу, звёздам жизни...
Когда первое напряжение схлынуло - всех снова непреодолимо потянуло в сон. Последние пять ночей они или вовсе не спали - или спали, как сегодня, по два-три часа едва.
- Ребят, ребята, - заволновался Сашка, кое-как поднимаясь на ноги, - на всякий случай надо уйти подальше, ну?!
Большинство уже просто никак не отреагировало. Мирко уже тихо похрапывал. Горька, заложив руки за голову, с усмешкой наблюдал за командиром. Бранка, держа голову Мирко на коленях и изящно прикрывая рот, раздираемый зевотой, ладошкой, сказала:
- Саш, не гонится за нами никто, не беспокойся. Давай отдохнём...
- Она права, - заметил Горька. Сашка ещё несколько секунд стоял в явном сомнении, потом - неожиданно почувствовал, что ему ужасающе хочется спать. Так хочется, что в какой-то момент он понял, что уже спит, спит стоя, пусть и с открытыми глазами. Он вздрогнул, махнул рукой и начал снимать куртку.
- Более правильного решения невозможно было и принять, - Горька закрыл глаза и тут же уснул
Сашка всё-таки огляделся ещё раз. Мда... все спали. Даже закалённые организмы землян, не выдержали перенапряжения пятидневной гонки и резкого нервного перепада, когда стало ясно, что опасность позади.
Сашка свернул куртку, бросил её между корнями дерева и лёг ничком. Одиночка припекала спину, иногда по верхушкам деревьев пробегал ветерок. "Сплю, что ли?" - подумал он. И это было величайшее блаженство...
...Шестеро ребят и пять девушек спали на небольшой полянке посреди гигантского болота, казавшегося пятнышком на зелёной шкуре огромного леса, бывшего в свою очередь лишь частью одно из континентов планеты. Они спали сном без сновидений - как спят смертельно усталые люди, совесть которых чиста.
* * *
Сашка проснулся с тем бесподобным чувством, которое бывает, когда просыпаешься - и чувствуешь, что ты отлично отдохнул и голоден, как зверь. Ещё не открывая глаз, он ощутил прохладу ночи, жар костра и запах дыма, услышал потрескиванье сучьев и негромкие голоса друзей.
Чуть повернув голову, Сашка приоткрыл глаза. И еле сдержал почти растроганную улыбку.
Все девчонки кроме Машки, сидя у укрытого плотным навесом костра, дружно занимались починкой одежды и обуви. И то, и другое в этом нуждалось... Сашка вспомнил, что у него тоже вырван клок из бока куртки, но тут обнаружил, что лежит не куртке, а на свёрнутом рюкзаке. Его куртку держала на коленях Галя. Сидевший рядом с нею Горька что-то шептал, а она довольно улыбалась и штопала.
Машка, устроившись на корточках ближе всех к огню, явно готовила. Дика наблюдал за нею, лёжа у огня - на руке у него была свежая повязка. Олмер, негромко посвистывая, тесаком рубил валежник, невесть где разобытый на болоте. Мирко, сидя на солидном пеньке, натягивал тетиву на большой, только что законченный, лук - глядя на него, Сашка вспомнил: а патрон-то остался пшик, взять негде... тоже, что ли, о луке подумать? Димки у огня не было.
Дик лениво протянул руку к чему-то, дымящемуся на листе лопуха. Машка хлопнула его по пальцам.
- Ну вот, привет, - недовольно сказал англосакс, отстраняясь.
- Ничего не "вот", потерпишь, пока Сашка проснётся, да и Димка придёт.
- А я уже не сплю, - Сашка сел и потянулся. - Спасибо, Галь, - он легко поднялся и подошёл к огню. - Что тут у нас?
Машка вытерла лоб, поглядела снизу вверх:
- Ерунда тут у нас. Супчик из крапивы, камыш печёный, стрелолист печёный, жареный рогоз и побеги тростника...
- Бэ-э-ээ... - тихонько проблеял кто-то, но Машка невозмутимо закончила:
- ...а вот мяса нет. Димка сказал правда, что принесёт что-нибудь, но это вряд ли.
- И чего такое неверие в мои силы? - из темноты, бросив наземь к огню трёх больших кондилютр, шагнул улыбающийся Димка. Он был снова до пояса в грязи и мокрый по шею. - Вот, лопайте и вспоминайте меня добром... Люсь, брось штопать штаны этого вонючего маленького существа и займись моей одеждой, - он начал расстёгивать пояс.
- Если кто тут и вонючий, так это ты, - невозмутимо ответил Олмер, вонзая в землю тесак. - Спасиб, Люсь! - он поймал брошенные клёши и, прежде чем их натянуть, любовно расчесал пальцами скальпы в швах.
- Тогда придётся немного подождать, - извиняющимся голосом сказала Машка, - пока я мясо приготовлю.
- Да сколько угодно, - махнул рукой Сашка.
- Меня, конечно, опять не спросили, - вздохнул Дик. Машка собралась к воде - выпотрошить, ошкурить и разделать зверьков - и он поднялся нехотя, чтобы идти с нею.
- Эй, смотри, чтобы её не украли! - крикнул Димка ему вслед. - С одной рукой-то не отобьёшься, а мясо пропадёт!
Сашке стало немного стыдно. Пока он беспощадно дрых (он - старший по возрасту, он - командир!), его подопечные буквально обо всём позаботились! Даже о том, чтобы зашить ему куртку...
...Анютка. Анька, Анечка, Аня делала это. Он потёр через штанину шрам на правом бедре. И это тоже зашивала она... Сашка посмотрел вокруг. Нелепым и диким сейчас казалось, что кто-то может погибнуть. вот же они, живые, смеются, ходят, говорят... Но и... и те, кто сейчас мёртв, тоже были живыми, смеялись, ходили, говорили... А среди них была Анютка.
Толчок тоски был настолько болезненным, что Сашка даже тихонько простонал сквозь сжатые зубы. Но тут же увидел встревоженные глаза Горьки - и излишне оживлённо спросил:
- Ну что, начинается весёлый вечерок?! Может, пока споём на голодный желудок?
И они в самом деле спели несколько весёлых, довоенных ещё, песенок - лес и болото с изумлением внимали этим непривычным звукам. Но потом Олмер запел один. Он пел свою балладу о том, как полтора года назад погибли Тони Роклифф и сестра Мирко Лара Шаповалова. Тони прикрывал отход, а Лара вернулась к смертельно раненому другу...
Олмер пел глуховато, словно ему было не тринадцать, а все сто тринадцать лет...
- Я не могла не вернуться...
Ты прокричал мне: "Живи!"
Десять шагов... захлебнуться
В горлом пошедшей крови...
Как я могла не вернуться?
Жить... жить одной? Ерунда...
Выстрел. Ветки качнутся.
С неба упала звезда...
... - Готово, - сообщила Машка, помешивавшая в котелке длинной палочкой. - Налетай, разбирай!..
...Около двух ночи, когда большинство, явно переев, улеглись-таки спать, Сашка и Горька, как обычно, отошли вместе в сторону - далеко, пока не зачавкало под ногами. Свет гаснущего костра сюда совсем не достигал - темнота, пронизанная лучами звёзд и Неразлучного, пробивающимися через редкие кроны... Горька прислонился к дереву; Сашка застыл, согнув одну ногу в колене и засунув большие пальцы рук за обрез штанов. Оба молчали.
Горька, лениво протянув руку, сорвал веточку и начал жевать её, глядя на тёмный профиль своего друга - прямой нос, упрямый подбородок, нахмуренные брови... Они с Сашкой были друзьями, с сколько друг друга помнили, хотя Сашка и на восемь месяцев старше.
Неожиданно где-то очень далеко, на краю земли - а может, за её краем, или на небесах, между звёзд - завыл волк. Он, казалось, пел что-то своё... пел - непонятное людям, но настолько берущее за душу, что юноши заслушались. Это было дикое, странное пение, полное тоски и торжества, вызова и боли - песня существа, от века стоящего против всего мира, осознающего это и гордящегося этим...