- Переломится, - предупредил Димка. Сашка ничего не ответил - только вдруг выдохнул: "Ах!" - и всем телом подался вверх. На руках рельефно выступили сплетения мускулов, перевитые взбухшими венами, лицо сперва окаменело, потом - задрожало, на лбу выступил пот. С треском лопнула на спине куртка - не по швам, а в нескольких местах по взбугрившимся мускулам. Четырёхсоткилограммовый стояк, поддавшись напору юного атлета, пошёл вверх - это было удивительно, но как бы не более удивительным выглядело то, что выдержал тонкий узкий клинок!
Димка и девчонки торжествующе завопили, словно на соревнованиях. Горька мгновенно выдернул руку - окровавленную, измятую, в ранах и кровоподтёках, но, похоже, не сломанную.
- У-у, - коротко простонал он. - Как там ты говорил, Дим - может быть, это и есть счастье?
39.
Была чёрная, душная ночь - ночь перед грозой. Но, если небесная гроза ещё только напоминала о себе отдалёнными раскатами и зарницами, то гроза на земле уже разразилась.
Тяжкую перину ночи кромсали алые языки пламени и белые клинки прожекторов. Горела ферма, полыхали пристройки, выл пёс, которого переехала машина, дико, так, что можно было сойти с ума, выл сгорающий скот. С этими жуткими звуками мешались крики людей и рёв джаго - звуки ночного погрома.
Мужчины - защитники фермы - уже были убиты. Семнадцатилетний юноша, подорванный гранатой, свисал в огонь с остатков крыши, и одежда на нём полыхала, а ствол пулемёта, который он держал в руках, раскалился докрасна. Плечистый могучий мужчина, убитый ударами тесаков в грудь, лежал на трупе своей жены, с пистолетом прикрывавшей ему спину - всё ещё сжимая в руках окровавленный топор; вокруг валялись тёмными грудами три или четыре трупа налётчиков, попытавшихся взять людей живыми.
"Дикки! Дикки, братик! - истошно кричала девушка лет четырнадцати, распятая железными штырями на дверях горящего сарая. Волосы её - рыжие, пышные - трещали и завивались от жара в безжизненные серые пружинки. Потом дверь с грохотом рухнула внутрь - в снопах искр - и пламя жадными щупальцами рванулось из-под неё, свиваясь в плотный кокон. - Братик, Дикки! Не выходи! - голос девушки стал безумными, извиваясь от невыносимой боли, она билась головой о дерево и рвалась из стороны в сторону, расширяя раны на руках и ногах... пока огонь не прогрыз себе путь через доски и не обнял уже её тело. - Дикки! Дикки!! Дикки!!! Не вы-хо-диииии..."
Сгрудившиеся вокруг другой девушки - постарше - джаго следили за тем, как один из их приятелей насилует несчастную, которая, впрочем, уже была, похоже, мертва: тускло смотрели глаза, разбитый прикладом алый рот разинут в мёртвой зевоте... Рядом были разбросаны окровавленные части тела, принадлежавшие мальчику лет десяти или около того - он уже отмучился.
Ещё один мальчик - не старше пяти-шести лет - видел всё это. Лёжа в кустах за фермой, дрожащий, с изгрызенными в кровь пальцами, он смотрел на происходящее без мыслей, зная только одно - выходить нельзя...
...Он снова видел всё это!
Он снова видел всё это!
Ни единой подробности ужаса не стёрло время...
... - Мамочка! Ма-ма!
- Дик, Дикки, не кричи, пожалуйста, не кричи, они вокруг...
Жуткое чёрное существо склонялось над ним. Конечно, это пришла Эгнес, его сожжённая сестрёнка - пришла за ним, и Дик снова хотел закричать, но внезапно понял, что лежит на земле, всё тело болит, совсем рядом грохочут взрывы и мечется огонь чудовищного пожара, а девчонка над ним - конечно же, никакая не Эгнес, а Машка. Просто вся в ожогах и копоти - но совершенно живая. Якорь надёжности, который помог выбраться из мира навалившегося в бессознательности кошмара. И Дик вцепился в неё:
- Маш... аgain... аgain... (1.)
1. ...опять... опять... (англ.)
- Тихо, тихо... - она прижала к себе голову друга. - Мы всё сделали... но нас выбросило...
- Ммммменя, похоже, здорово шарахнуло... - Дик сел, с трудом удержав стон.
- Тише, - Машка приникла к земле, пригибая и его. Но их уже заметили - фигуры трёх джаго рисовались на фоне огненных вихрей. С лёгким посвистыванием трассирующие очереди прошили ночь над юношей и девушкой, приникшими к земле.
- Вон они, вон! - раздался ухающий голос, полный злости и страха. Дик выхватил "парабеллум", но ни разу выстрелить не успел.
- Ложись! - закричали откуда-то из темноты, раздёрганной хлыстами пламени - и очереди срезали всех троих джаго. Всё ещё не вполне понимая, что происходит, Дик и Машка держали оружие наготове, но к ним уже подбегали... их друзья! Все - живые, почти целые и невредимые...
40.
Олмер довольно хмуро сидел на холмике посреди поляны - как недовольная птица на ветке! - и остальные не сразу сообразили, что он один, когда подняли торжествующий гам, сообщая своему младшему, что все живы и практически здоровы. Но казалось, что Олмер совершенно не рад ни этому, ни вообще возвращению друзей. Он вяло махнул всем рукой и уставился в землю у своих сапог.
- Так, - Сашка взбежал на холмик, - вставай, бери свою половинку и пошли отсюда.
- Пошли, - без промедления, но как-то вяло встал Олмер.
- Эй, а Лулани где? - тут же заозирался Горька. Олмер выдохнул так, что деревья на опушке явно собирались прогнуться:
- Я ей сказал, чтобы ушла и ждала меня в послёке... Мы ведь сюда ещё вернёмся?
- Д-да... но... - Горька недоумённо поднял брови. - Когда? Мы ж сами этого не знаем.
- Ну, это всё равно. Знаете, ребята, - германец огляделся, - не представляю, как бы она смогла... с нами. Ну, вы понимаете.
- Ясно, - Димка незаметно подмигнул остальным, - ты обнаружил, что она слабовата - и... Олмер?!
В руке германца был нож.
- Заткнись! - прошипел он, пригибаясь. - Не смей о ней так говорить!
- Тихо-тихо-тихо, - Горька немедленно втёрся между ними. - Олмер, убери нож. А ты, Дим, заткнись, а?
- Честное слово, ничего дурного я в виду не имел, - Димка хлопал глазами. - Правда...
Олмер кивнул, вбросил в ножны клинок. Переведя дух, снова пояснил:
- Никто же ничего про неё не знает. С нами ей будет трудно... да и нас она задержит. Да, я хотел, я и сейчас хочу, чтобы она была рядом со мной. Но... - он тряхнул головой. - Но я же не до такой степени... эгоист!
* * *
Лесные Псы с волчьей стаей, нагрузившись боеприпасами, уходили на север. Они не льстили себе надеждой, что их не обнаружат - конечно же, обнаружат, и очень быстро. Тогда джаго перестанут гоняться за тенями по лесу - и рванут сюда. Сашка решил укрыться среди лесных озёр, соединённых многочисленными протоками, где сам чёрт ногу сломит, а населения - всего ничего. Там можно было запросто отсидеться даже в случае конца света. Другое дело, что людей, уничтоживших стратегический аэродром, будут искать так, словно конец света уже был - и за него надо мстить.
Ещё до начала бегства Галька объяснили волкам, что ждёт их друзей-людей и предложила остаться, затаиться где-то по норам, а ещё лучше - уйти в другую сторону. Девушка ещё и извинилась за то, что люди принесли неприятности волчьему племени.
Волки выслушали всё молча. Потом разом повернулись и следом за вожаком исчезли в шиповниковых зарослях.
- Вот те раз, - огорошенно сказал Сашка, теребя свой "хвост". - Я-то думал... я надеялся, что они останутся...
- Мда, - признал Горька, - скверно. Союзники-то они отличные... да и я, например, уже привык к ним.
Все разочарованно вздыхали и переглядывались, поправляя снаряжение. Но в конце концов винить волков никто не смел - люди ворвались в их жизнь, перемешали её, ничего не дав взамен, ничем не помогая... И всё-таки был в душах неприятный осадочек - словно... не предал, а так, оказался слишком осторожным хороший друг. Иногда такое даже хуже, чем прямое предательство, потому что вроде бы и обвинить - не за что, язык не поворачивается - и прежних отношений уже нет и не будет никогда...