Что Коул как раз сейчас и сделал. Фридиш был в шоке.
– Ты не можешь такое говорить! – воскликнул он. – Ни в коем случае.
Он говорил быстро. Они оба были скромными людьми, и Фридиш еще не мог позволить себе желанный бинарный аугмитер. В отсутствие режима общения с высоким быстродействием он для компенсации ускорял органическую речь. Откровенно говоря, эта манерность раздражала Коула, хотя он был достаточно великодушным, чтобы не показывать этого.
Так думал Коул. Фридиш прекрасно знал о раздражении Коула, и это в свою очередь раздражало его.
На первый взгляд Коул выглядел неаугментированным. Он принадлежал к числу тех, кто считал человеческую форму священной, как выражение совершенства Бога-Машины. Фридиш был из другой школы, считая тело врожденным недоразумением, которое необходимо улучшить. Не то чтобы его собственная аугментация шла по плану. Глазные улучшения не были подсоединены к его органическому телу должным образом. Кожа была болезненно-бледной вокруг покрытой пластеком стали и выглядела дряблой из-за хронической инфекции. Из-за неудачного самолечения Фридиша все время сопровождал запах биоцидного геля.
– Как кто-то может декларировать свою приверженность к кодексу Механикума и при этом так вольно менять компоненты? – сказал Коул. – Можно достигнуть идеальной точки, но она лежит на пересечении компромисса и амбиций.
Фридиш опустил оловянную кружку с питательной жидкостью.
– Это не совершенство, – сказал он. – Это застой.
– Это своего рода совершенство, – настаивал Коул. – Признавая наши изъяны, мы приближаемся к совершенству настолько близко, насколько можем. Изъяны необходимо принимать и приспосабливаться к ним. Их нельзя сглаживать.
Хмурому лицу Фридиша добавилось новые морщины. Они собрались на отекшей коже вокруг аугметики. Коул не мог не смотреть на них. Фридиш провел улучшение слишком рано, прежде чем обзавелся достаточным влиянием или деньгами, чтобы гарантировать работу высокого качества.
– Это… ересь, – произнес Фридиш.
– Вздор! – возразил Коул. – Человеческое соперничество нельзя удалить. Мы в Механикуме – люди. Человеческие знания, человеческая сила. Если мы откажемся от человеческой формы, мы откажемся от Бога-Машины. Как часто мы забываем об этом?
Фридиш не соглашался с Коулом. Его беспокоило, что случится с ним, если его поймают за высказыванием такой бессмыслицы, а, следовательно, что случится с самим Фридишем.
– Ты ходишь по тонкому льду, – сказал Фридиш. – Главный принцип нашей веры – улучшение человеческой формы через принятие технологии.
– Да! – согласился Коул, хотя в действительности он не соглашался. Это был риторический прием, которым он злоупотреблял. – И посмотри, чего добился Император, действуя в этом ключе. В Легионес Астартес, примархах, кустодиях и прочих Он подчеркивал мастерство природы. То, что Он сделал – грандиозно, но форму при этом сохранил. Бог-Машина, несомненно, должен быть доволен этими превосходными работами Омниссии?
– Если ты считаешь Его Омниссией.
– Ты узнаешь Его по творениям его, – процитировал Коул Приципиа Механикум. – Если ты не можешь принять Императора, как посланника Бога-Машины, то будешь ждать своего Омниссию очень долго.
– Существует слишком много разногласий относительно того, является ли Он Богом-Машиной, Омниссией или ни тем, ни другим, – сказал Фридиш. – Я оставлю для этого случая логическую схему исключающее ИЛИ.
– Я сделал выбор и имею право на свое мнение.
– Кем бы Он ни являлся, – сказал Фридиш. – Транслюди. Ты поймешь, что он создал средства для достижения цели.
– Ты и в самом деле так думаешь?
Фридиш искренне закивал.
– Прежде всего, Император желает сохранить человечество, а не придать ему новые формы. Они – инструменты, предназначенные для защиты исходных моделей. Они все бесплодны.
– Это не так, – возразил Коул. – Они просто репродуцируются более эффективным способом.
– Паразитическим. Разработанный генокод Легионов нуждается в носителе. Они не могут репродуцироваться сами, их должны вырастить.