— Мы с Плюхой учились вместе в МИФИ, а теперь каждое лето ездим сюда добровольцами реставрировать церковь. Слышали, наверное, — Преображенская церковь.
— Очень красивая, — вежливо вставила Катя.
— Наша работа, — гордо заявил Василий. — Нас здесь называют паломниками. Народ здесь чудесный. И места чудесные. Как Плюха выражается, намоленные. А еще говорят — волшебные. Но это уж преувеличивают. С вами здесь никаких странностей не происходило?
Катя, едва не подавившись кашей, на всякий случай помотала головой. Собеседник кивнул.
— Значит, вы нормальный человек. Со мной тоже ничего. А вот Иван на днях рассказывал, будто было ему странное видение. Гулял он как-то вдоль речки, чуть ниже по течению, и вдруг в кустах бузины видит фигуру. Вроде бы человеческую, но только выше и очень темную. Он, естественно, перекрестился, и фигура пропала. Нет, не думайте, Катенька, — смутился Василий под скептическим Катиным взглядом, — мы не злоупотребляли. А у Ивана вообще постный день был. Хотя со мной вот тоже сегодня случилось чудо: я встретил на берегу русалку. Хочешь — верь, хочешь — нет.
Катя рассмеялась. С Василием она сразу почувствовала себя так, будто тоже училась с ним в одном институте, хотя он оказался старше ее на пять лет. Катя уже готова была рассказать Василию про волка и показать загадочный крестик, но тут скрипнула дверь, и но времянку зашел второй ее обитатель.
Иван оказался высок и худ, с благообразным лицом, обрамленным светло-русой бородой, и необычайно ясными голубыми глазами. Этакий князь Мышкин в исполнении Юрия Яковлева. Катя подумала, что ему, пожалуй, пошла бы иноческая ряса. Иван коротко и холодно кивнул Кате, тут же обратившись к приятелю:
— Василий, нас там ждут. Надо ступени померить.
— О, я вас задерживаю, — тактично засуетилась Катя. — Спасибо за гостеприимство, но меня тоже работа ждет. Мне вот только придется у вас плащик позаимствовать, чтобы дойти до дому.
— Я вас провожу, — Василий поднялся. — Лестница подождет. Правда, отец Иоанн?
— Не надоело хохмить? — буркнул Иван. Он явно привык к насмешкам из-за своих убеждений и не принимал их всерьез. — Лучше пригласил бы гостью подняться на колокольню. Оттуда сейчас потрясающий вид.
— Это мысль! — обрадовался Василий. — Пойдемте, Катенька, посмотрите на плоды наших трудов.
— Ой, да неудобно, — замялась Катя. — Я, если вы помните, не совсем одета. Уж точно не для посещения церкви.
— Ерунда. Тем более, мы не в саму церковь, мы на колокольню. Пойдете в плаще. Собирайтесь, мы ждем вас снаружи.
Отказываться было неудобно, да Кате и не хотелось так быстро расставаться с новыми знакомыми: она любила интересных людей. И Иван, похоже, сменил гнев на милость. Убедился, наверное, что она не ведьма.
Надо было, однако, привести себя в порядок. В углу Катя заметила осколок зеркала. Из него на девушку глянули посветлевшие зеленые глаза под распушившейся челкой, загорелые щеки, умытые дождем, и румяные от природы губы. Она пригладила волосы, запахнула поплотнее брезентовый плащ и вышла из времянки.
После холодного душа, выпавшего на Катину долю, она все мокрое воспринимала с кошачьей брезгливостью. Пробираясь к колокольне через кусты белой сирени, она даже руки спрятала под плащом. Правда, тогда нечем было подбирать длинные полы, на которые Катя все время боялась наступить. Потом была длинная винтовая лестница. На ней Катя все-таки споткнулась, неуместно чертыхнулась, поймала на себе укоризненный взгляд Ивана и испуганно зажала рот рукой. Но когда она, наконец, оказалась на площадке под самым куполом, выяснилось, что все эти испытания оказались не напрасны.
— Колоколов еще нет, — сказал Василий. — На них собирают пожертвования. Знаете, сколько находится спонсоров? Точнее, инвесторов: народ вкладывает деньги в отпущение грехов. А колокольню мы за три года подняли практически с нуля.
Но Катя его не слушала. У нее сердце защемило от красоты. Необъятный сияющий мир не умещался в глазах. Летние краски утроили свою яркость после дождя, и девушке показалось, что никогда она еще не видела такого зеленого леса, и синей реки, и голубого неба, и желтого песка на отмели. Купола чистым золотом отражались и воде. В стороне Камышино, над гороховым полем завис фиолетовый край тучи, уползающий за горизонт, и солнечные стрелы с жестокостью победителя пронзали ее рыхлое, медлительное тело. А сквозь тучу, сквозь небо, сквозь поле тянулась семицветная полоса. Катя запрыгала от восторга.
— Смотрите, смотрите, радуга! Ой, а вон вторая появилась.
— Где? Где? Я только одну вижу.