— Но хранить Ключ в церкви, так близко от Грани, рискованно. Особенно сейчас, — задумчиво протянул отец Георгий.
Разговор прервался. Во времянке воцарилась тишина, прерываемая только потренькиванием гитары под пальцами Василия. А Катя поймала себя на том, что ей очень трудно поверить в реальность происходящего. Что трое взрослых людей с высшим образованием (включая ее саму) всерьез обсуждают с православным священником, как спасти оборотня от потустороннего демона. Катя чувствовала себя участницей увлекательной игры, которой рано или поздно придет конец. И тогда все улыбнутся, пожмут друг другу руки и разойдутся по домам. Интересно, кто-нибудь еще думает так же? Девушка украдкой оглядела своих собеседников.
С отцом Георгием все понятно. У него было время привыкнуть к содержанию легенды, даже если он и не верил в нее. Иван пребывает в начальной стадии воцерковления, а значит, одержим и готов участвовать в предотвращении Армагеддона. Божьими чудесами его не удивишь. Что касается Василия, то явление оборотня для него — новое, не изученное наукой явление. Никаких чудес. Но и ничего невозможного.
Сам Яно почти не участвовал в разговоре. Катя с тревогой посматривала на него: на бледном, отрешенном лице оборотня читалась покорность судьбе. «Он устал, — догадалась девушка, — он очень устал от своего одинокого противостояния. Никто не рождается героем…»
Внезапно сострадание сыграло с Катей злую шутку. Она словно оказалась в шкуре оборотня. Представила себе ужас мальчишки, впервые испытавшего боль I гревращения. И еще больший ужас — когда родные люди вдруг начинают смотреть на тебя, как на чудовище. Л ты привык быть любимым, ты по-прежнему доверчиво ищешь у них защиты… Катя с трудом прогнала болезненную мысль. Чур меня! Что за идиотская манера — судить о других по себе? С чего это она взяла, что деревенский парень настолько же чувствителен, как образованная и начитанная леди? Это так же нелепо, как тракторист, пишущий стихи о неразделенной любви.
Изящные пастушки — плод фантазии сентименталистов. На самом деле у них, пастушков, все грубее и примитивнее… Но тут же Катя вспомнила день, проведенный с Яно, его речь и манеры, его грустный взгляд — и устыдилась своих мыслей. Если она и неправильно судит о его переживаниях, то никак не потому, что его душа грубее, чем ее. И вместо того чтобы предаваться абстрактным размышлениям, лучше попытаться помочь.
— Послушайте, — прервала она молчание, — ведь никто, кроме нас, не знает, что Ключ у меня. Я посижу недельку дома, мне все равно надо работать. А когда пройдет полнолуние, передам Ключ отцу Георгию.
— Пожалуй, это самый лучший выход, — кивнул священник. — В конце концов, вам, Катенька, на роду написано вмешаться в эту историю. Взять хотя бы вашего деда. Что ж, пойдемте устраивать нашего постояльца.
Вслед за отцом Георгием все отправились на церковный двор. Фасад церкви был уже полностью отреставрирован; по обе стороны от дверей красовались мозаичные изображения святых. Но отец Георгий повел их не к главному входу, а к маленькой боковой двери (ее было почти не видно из-за высокой, в человеческий рост крапивы, ярко зеленеющей на фоне красного кирпича). Дверь эту явно не меняли с основания церкви. Когда священник отпер ее, ржавые петли противно заскрипели.
Один за другим, Катя и ее спутники вошли в темное помещение.
— Берегите головы! — предупредил отец Георгий, и тут же раздался негодующий возглас Василия, набившего шишку о низкую притолоку.
Яно помог отцу Георгию поднять тяжелый люк. Священник спустился первый, зажег приготовленные свечи.
— Что же вы, батюшка, электричество сюда не проведете? — поинтересовался Василий.
— Незачем вроде, — пожал плечами отец Георгий. — За все время я сюда захожу второй или третий раз. А нашему гостю со свечами будет даже комфортнее — как я понял, по ту сторону электричества еще не изобрели. Где-то здесь были подсвечники. А, вот один, за лавкой. Ну что, друг мой, располагайтесь.
Пока священник вытаскивал и подавал Яно всякие предметы, которые могли бы ему пригодиться в добровольном заточении, Катя с тревожным любопытством оглядывалась. Пустые бревенчатые стены. Грубо сколоченные лавки вдоль них. Маленькая, почти черная от копоти икона Божьей матери. Кажется, Одигитрия — Катя не очень в этом разбиралась.
Капнув воском в поставец, отец Георгий зажег перед иконой свечу. Прошептал что-то, перекрестился. Потом к иконе подошел Иван. Прежде чем поставить свою свечу, он долго благоговейно вглядывался в потемневший от времени лик.
— Ну, вот и все, — сказал отец Георгий, поправляя очки. — Если что-то понадобится — кричи, я услышу. А я молиться буду, Бог нас не оставит. Вы, ребята, девушку проводите, проверьте, все ли там спокойно.