Он так это говорил, что Артемию вдруг сразу стало ясно, что Настасья кузнеца отводила за собой ходить, причем судя по всему очень грубо.
— А Бирючка? — вырвалось у следователя. Ванюша ухмыльнулся.
— Ваша-то? А почто она мне сдалась баба с довеском? Еще женит на себе!
Ведун ухмыльнулся в ответ. Не сам додумался парень — повторил. Слово в слово. Ну, Дарья! Нашла же, чем напугать "Ванюшу".
Слишком глуп и безобиден кузнец для подобных дел. Однако Артемий исправно походил к нему пару дней и даже напросился на обед один раз.
Но дом у Ивана был самый обыкновенный. Заячий тулуп, шапка на волчьем меху, у жены — лисий воротник. Ничего особенного, если подумать.
К Дарье Артем ходил ужинать. Ночевал то у Фомы, то в городе. Женщина была немногословна, но еду всегда на стол ставила. Садилась напротив, вышивая.
Семен весь день где-то пропадал, а ночевал, кажется, в сарае. Мастерит что-то? Играет в звездочета?
Надо ему еще конфет купить. Пусть мальчишка порадуется.
* * *
— Эй! Девица!
Настя обернулась. Недалеко, у речки, плескались девчата. За поворотом мимо мельницы шла прямая дорожка до деревни. Если что, и докричаться, и добежать можно.
— Что надо?
Невысокий человек в зеленых одеждах заискивающе улыбнулся.
— Прокатиться не желаешь?
— Не желаю.
— А коли сам граф просит?
Настасья вспомнила надменного самоуверенного типа.
— Я тороплюсь.
Она хотела было пройти мимо, но расторопный мужичишка быстро перегородил ей дорогу.
— Вот неугомонная! Счастья своего не ведаешь, крестьяночка! Не упрямься, поехали. Его благородие не обидит.
Девушка на всякий случай отошла назад.
— Не хочу никуда ехать! Что непонятного?
— Да все ладно будет, красавица! — он шагнул к ней. — Ты даже…
Из-за поворота появился мельник, переговаривающийся о чем-то с Микулой. Настя рванула вперед, по огромной дуге обходя прилипчивого слугу графа.
— Жда-а-ан!
Она моментально залетела за спины мужчин и только потом перевела дух. Те посмотрели на испуганную девицу, потом на чужака.
— Чей будешь? Что у деревни нашей делаешь?
Микула, мужчина богатырской комплекции, находящийся в самом расцвете сил, шагнул вперед. Мельник просто смотрел на незнакомца внимательным взглядом. Красе казалось, что он вот-вот зарычит на ее обидчика, отстаивая свое.
Как это свое? Ничейная она! Настя гордо расправила плечи и приняла крайне независимый вид. Но вперед не вышла.
Напугавший ее мужичок что-то лепетал про "заблудился". Ему помогли сесть на коня и даже указали, куда ехать. Многозначительно так указали.
Когда незнакомец скрылся с глаз, Микула махнул рукой в сторону реки.
— Пойду девок своих заберу, — сказал он, имея в виду жену и дочь. Ждан кивнул и отправился в сторону деревни. Настасья семенила рядом, с опаской поглядывая на деревья. Словно там целый отряд вот таких вот слуг мог засесть.
Шли молча. Девушку это тяготило невозможно. То ей хотелось, чтобы мельник наконец что-то сказал, то самой высказать все, что она думает об этом угрюмом, вечно холодном человеке. Но спутник невозмутимо вышагивал по тропе, и она прилагала все усилия, чтобы казаться такой же спокойной.
У первых деревенских домов он, сухо попрощавшись, оставил ее одну.
— Идиот! — в сердцах топнула ногой Настя. Скрывшийся за поворотом мельник, тут же вышел обратно.
— Возможно, — согласился он. — За такой бессердечной ходить — истинная глупость.
— А ты не ходи! Что от тебя проку-то? У тебя рот по праздникам открывается! От тебя слова доброго не дождешься!
— Не буду, — безразлично пожал плечами Ждан.
— Что?
— Ходить. Ты красивая, Настасья, только не красотой ты мне глянулась, а доброй улыбкой. А капризная злобная кикимора мне не нужна.
И он опять скрылся за углом крайнего дома. Настя постояла пару минут, ошарашенно глядя ему вслед, а потом кинулась домой со всех ног.
До одури хотелось разреветься.
* * *
Вышивку Дарья доделала и теперь штопала порванные рубахи сына.
— Поздно уже, — заметил Артем, глядя в окно. — Глаза-то не болят?
— Да что им будет, — отмахнулась женщина.
— Брось, завтра доделаешь. Сбегут они за ночь от тебя, что ли?
— Все равно делать нечего.
Артемий осторожно вытащил из ее рук иголку.
— Мне кажется, или ты за последние дни решила переделать всю работу за год?
— Семка убегает постоянно, — вырвалось у Дарьи. — Все равно одна. Без дела.
Она встала, воткнула иглу в моток ниток, отложила рубашку на скамью.
— Почему одна-то, Даш? — Артем положил ей руки на плечи. — Я хоть сутки у тебя готов сидеть. Правда, не получится, — работа.
Она вздрогнула. Не обернулась, но и ладони его с плеч не скинула.
— Глупая женщина, — прошептал Ведун, обнимая ее за талию. — Неужто непонятно ничего.
С ним было уютно. Ей нравилось на него смотреть, для него готовить, его слушать. Нравилось, как он трепал по голове Сему и смеялся его детским шуткам. Ей хотелось, чтобы так все и осталось…
— Хочешь, я останусь?
Они замерли. Даже дышать оба боялись. Наконец Артемий не выдержал. Поцеловал в макушку, зарылся носом в ее волосы.
— Даша?
Она развернулась к нему лицом, но глаз не подняла.
Прицеливалась к граблям.
Артем наклонился к ее губам. Поцеловал.
Женщина ответила. Послушно прижалась к обнимающему ее мужчине.
Стало как-то хорошо. Правильно.
Эх, как была ты дурой, так и осталась.
Зато душа поет…
* * *
Витка смотрела на мурчащую себе под нос какую-то мелодию Дарью и улыбалась.
— Говорят, городской у тебя теперь ночует.
— А вам что? — ощетинился вдруг Семен, крутившийся под ногами в ожидании обеда. Артемия, как недавно выяснилось, он был готов защищать даже перед собственной матерью. Когда пару дней назад тот собрался ночевать в городе, заодно заехать за одеждой и отчитаться перед начальством, Сема прибежал в слезах к маме, прося не выгонять "дядю Тему". Ребенку было объяснено, что дядя Артем у них жить не собирается и просто гостит, но гостить он будет еще какое-то время, и да, завтра он вернется.
Дарья умом понимала, что рано или поздно все закончится, а вот принимать это отказывалась. О чем только не думала голова, только не о будущем. Никитишне, начавшей что-то ей высказывать у колодца, она повыдернула пару прядок, и та ее теперь обходила десятой дорогой. Остальные после этого представления косились, шептались, но на рожон не лезли. Семен основное время проводил с Найденой, уча ее правильно говорить, а она ему рассказывала разные истории из их краев. Иногда он бегал с микулиными парнями до реки. Дарья, предоставленная самой себе, собой и занималась. Точнее, гостем.
— Скажи, расквартировали его ко мне. Чтоб всякие сумасшедшие с ножами не лезли. В дом, где из городской конторы человек столуется, вряд ли пойдут выяснять, ведьма ли его хозяйка.
— Полезть не полезут. Но шептаться…
— Витка, они у меня за спиной семь лет шепчутся. Просто потому что я есть. Пусть хоть за дело…
— Дарька…тебе не страшно?
Страшно. Ой, как страшно на самом деле было Дарье. И мужик-то хороший, и по сердцу пришелся, и так тепло с ним и славно… А о том, что дальше, думать боязно. Кто она? Баба с довеском, да к тому же и не вдова даже. Зачем ему такая?
Но ведь ходит.
Ходить одно, а жить…
Только не похож он на подлеца.
Но ведь и не обещал ничего. Так что сама виноватая.
Да и что ж? Должно же человеку однажды хоть на мгновение стать хорошо? А потом… А что потом, видно будет. Что заранее хоронить еще недополученную толику счастья?