Мама замечает это и хмурится:
— Чему я тебя учила? Ведьмы не плачут. Ни-ког-да.
— Ты вернешься? — голос звучит спокойнее, но и требовательнее.
— Я вернусь, — она тепло тебе улыбается. — Нужно только уметь ждать.
Она накидывает на плечи шаль, касается твоего лба сухими губами. Хлопает дверь комнаты, за ней сенная дверь. Еще яростнее начинает завывать вьюга, и в её песню вплетается еще один голос.
Наивные селяне верят, что когда ведьмы, колдуны или оборотни уходят в положенный срок — они становятся волками. Души их обречены на вечное скитание в Подземье, ибо нет этим мерзким тварям хода в Поднебесье, а тела их обрастают звериной шкурой, и бегают в лесу, молясь своей вечной покровительнице — луне…
Марика действительно не плакала — никогда больше с того момента. Только ненавидела зиму.
Односельчане, кажется, совсем не удивились тому, что вместо двух ведьм внезапно осталась одна. По деревне ходили всякие слухи. Говаривали даже, что это она сама убила свою мать, а труп её съела, дабы вся сила колдовская перешла ей без остатка. Марика знала об этих слухах, но себя оправдывать не спешила… Зачем? Пускай селяне тешат себя байками на ночь.
По большему счету, ей было на них абсолютно плевать. Как на слухи, так и на людей.
Парни боялись подходить к ней и на версту — а ну как проклятая еще порчу какую наведет? О сватах уж тем более речи не шло — кто ж в добром уме возьмет в жены ведьму?
Хотя, ежели прижмет кого: желтуха, почесуха, аль какая иная хворь приключится — бежали к ней, а мерзкая ведьма всегда помогала. Не из врожденного человеколюбия, а просто потому, что не хотела давать деревенским лишний повод для злобы — соберутся еще с факелами да дрекольем — ищи потом другой дом. Да и платили селяне исправно — кто медью да серебром, кто продукты приносил. Да и то верно, кто ж захочет ходить в должниках у ведьмы? А ну как потом душу в расплату потребует?
Так что, худо-бедно, а притерпелась. Ведьмовство, такое желанное в детстве, стало обычной работой.
Деревенские её ненавидели, но терпели. Она отвечала им взаимностью.
Прошло три весны. Жизнь текла с прежней неторопливой размеренностью. Словно затишье перед бурей.
И буря настала. В середине осени.
— Госпожа ведьма, спасайте! — утро началось с тревожных криков, и стука в ворота. Марика недовольно встала и пошла открывать неурочным посетителям. Перед воротами обнаружился трясущийся староста и половина деревни, стоящая на почтительном отдалении.
— Что? — неприветливо буркнула ведьма.
— Дык, нечисть какая-то завелась в лесу, спасу нет! То телушек да коз таскала, и ладно бы, но он же четырех мужиков задрал, да еще на околицу приволок и в рядок сложил, паскудство этакое! — Марика кивнула. То, что староста окрестил паскудством было обычным перевертышем. Существо могущее быть и человеком, и волком. Да, ему действительно нужна была человеческая кровь — жить хотелось всем, даже нечисти. — Вы уж его усовестите, госпожа, дабы неповадно было ему кровь человечью лить! — ведьма только криво усмехнулась. Читать перевертышу проповеди о пользе свежих
овощей и вреде крови для организма она точно не собиралась. А из всех методов "усовещивания" предпочитала свою ведьмовскую силу.
— Идите по домам, люди, — негромко сказала Марика. Громко переговариваясь, селяне начали расходиться.
В лес ведьма пошла уже затемно. Пошла налегке, прихватив с собой лишь короткий ритуальный кинжал. Казалось, лес вымер. Не свистели яркие коростельки и бойкие корольки, не продирался, хрипя, дикий кабанчик, не порскали вездесущие зайцы, не брезговавшие в лучше времена деревенскими саженцами. Все зверье спряталось в дупла и норы.
Листья шелестели что-то задумчивое. Яркие: красные, багряные, желтые, они серьгами весели на деревьях и пушистым ковром лежали под ногами. Кое-где из-под шелестящего великолепия проглядывали бордовые и желтые бессмертники, еще зеленые веночки стрелолиста и пушистые зимнецветы.
Полюбовавшись недолгой осенней сказкой, ведьма полоснула острием кинжала по руке, и, следя, чтобы капли щедро усеивали листья, пошла вперед. Она зашла поглубже в лес, на свою любимую полянку, окруженную со всех сторон молодыми осинками. Там, кинжалом очертила круг и приготовилась ждать. Ведьмы умеют ждать как никто другой…
— А ты, баба, почему себя знаком божественным не осеняешь? — грозно, как ему казалось, спросил молельник. Марика медленно подняла голову и посмотрела на него в упор. Желчная улыбка исказила полные губы. Ведьма давно не верила в богов. Медленно, словно издеваясь, она осенила себя знаком, а потом, резко развернувшись, вышла прочь из молельни. И никого никогда ни о чем не молила.