— И чего тебе на тот свет-то все нейдется, бабка? — досадливо спросила Марика.
— А мне, чай, и на этом хорошо живется, — старая ведьма аккуратно листала книгу, выискивая нужную страницу.
— Да тебе уже о том свете подумать бы стоило, а не о том, как волков чужих мослами иссохшими соблазнять!
— Глупая ты баба! — начала сердиться ведьма. — Волк-то твой на тебя и соблазнится! На шкурку твою. Ох, и давненько я поджидала новых жильцов в своем домике. А тут прямо подарок Подземья — ведьма! Да и мальчонка этот удачно в лесу оказался. Вкуууусненький был старостин сынок…
— А зачем тебе молодость, бабушка? Ты и так еще ничего… Ничего хорошего, в смысле. О погосте тебе б подумать…
— Хватит! — досадливо каркнула старуха. — Разболталась, ишь ты. Ну, ничего, пора уж и дело делать. Вот с личика мы и начнем… — она подошла к Марике, и сделала на виске надрез. Потянула висячими ноздрями длинного носа, почувствовав запах крови…
И внезапно заголосила, закружившись на одной ноге, и держась за пятку другой. Серебристая волчица, о которой все забыли, гадливо сплюнула, удовлетворенно кивнула, и опять потеряла сознание. Это был лучший момент для действия. Раз, и корни, удерживающие ведьму, рассыпались жирным черным пеплом. Два, и старуха мирно посапывает в уголке, приголубленная поленом и магией по плешивому затылку. Три, и сама Марика лихорадочно листает книгу, отыскивая заклинание, которым старая ведьма привязала к себе жизнь дочери. Дальше все было просто. Заклинание оказалось простым, но неприятным — пришлось пожертвовать пригоршней собственной крови, чтобы разорвать привязку. Серебристая волчица потянулась, чихнула, открыла глаза, перекувыркнулась и встала уже взъерошенной девочкой двенадцати весен.
— А теперь, маленькая ведьмочка, жизнь преподнесет тебе очень ценный урок, — сказала Марика дочери. — Во-первых, никогда не дожидайся, когда твой враг придет в себя, даже если тебе очень уж хочется перечислить его прошлые, настоящие и будущие злодеяния. В крайнем случае, выскажешь это трупу, — с этими словами она подняла оброненный стилет, и вонзила его старухе в сердце. — Во-вторых, никогда не оставляй позади себя недобитого врага. Ты простишь и забудешь, враг — никогда, — она провернула стилет. Подошла к печи, взяла заступ, и, утяжелив его магией, опустила на шею ведьмы. — В-третьих, всегда прибирай за собой. — Марика вывела дочь из избушки. Подожгла крышу взглядом. Две ведьмы еще долго стояли и смотрели, как скособоченная хатка прогорает до самых углей. А потом Алика посмотрела матери в глаза и серьезно кивнула. Ведьмы взрослеют быстро. И накрепко запоминают преподнесенные жизнью уроки.
* * *Незаметно, среди повседневных забот и хлопот по хозяйству, наступила зима. Снег, серебристой рысьей шубкой укрывал поля, деревья, крыши сараев и домов. По утрам приходилось выходить и лопатой отбрасывать целые его пласты от ворот.
Ведьмы прижились в деревне. Конечно, кумушки не спешили к ним на вечера при светце — побаловаться наливочкой и поделиться сплетнями, но и камни с грязью в спину не летели. Так, ходили слушки да шепотки, но за помощью деревенские всегда бежали к Марике. Та привычно усмехалась своей презрительно-горькой ухмылкой, но помогала. Не из врожденного человеколюбия. Просто эта деревня была не лучше и не хуже любой другой. Тут они с Аликой хотя бы уже привыкли.
…Сына старосты хватились на следующее утро. Марике хватило легкого внушения, чтобы вся деревня думала, будто бы он сбежал вслед за странствующим рыцарем, грезя славой и приключениями. Староста побранился немного, да и пошел домой радостный, надеясь, что сын его еще прославит.
Людям всегда нужно надеяться. И кого-то ждать.
* * *Это чувство пришло внезапно. В окно любопытно заглядывала большая, полная, розовато-желтая луна. Алика тренировалась взглядом подолгу удерживать в воздухе предметы. Марика сидела за столом, неспешно потягивая горький полынный отвар. Она ждала.
За окошком плакала метель, выплетая волчьими голосами печальную погребальную песню. За окошком танцевали снежинки.
И время вдруг остановилось.
Медленно падала на пол глиняная чашка с полынным отваром.
Медленно падала тарелка, не удержанная Аликой.
Медленно падали капли крови. Где-то очень далеко.
Свист отточенной стали нестерпимо резал уши.
И еще нестерпимее был тот липкий, чмокающий звук, когда сталь пронзила сердце.