— Нет, — простонал молодой снайпер, сваливая груз ему под ноги.
— Вот же везучий сукин сын. А нас всех покоцало. И ведь салага, новичок в Чертогах, а мы как будто опытные рейтары. Обидно!
— С остальными-то что? — спросил Иван.
— У меня осколок от гранаты в заднице. — Под действием обезболивающего укола Ходокири говорил об этом уже не с мученическими интонациями, а даже с гордостью. — У Артемки пуля в ноге.
— А Мустафа?
— А Мустафе в детстве сделали обрезание.
— Я не понял.
— Да что ты не понял? В порядке он. Может быть, легкая контузия. Жалуется на звон в ушах. Короче, не скоро его черноокие гурии встретят. Хотя насчет чернооких… — Он обернулся и украдкой взглянул на девушку, которая пристально смотрела в небо. — Очи-то черные. Но вдвое меньше, чем положено. А сиськи вовсе не планировались, — пробормотал он.
— Что ты сказал? — Химера взглянула на него своим одиноким гипнотическим глазом.
— Да… Я это, говорю си… сильнее планировать нам надо было операцию. Облажались по полной.
— Хочешь еще укол? — прищурилась та.
— Нет!!!
— Погоди. Паша, а где они сейчас? — перебил их Булава.
— Они на той машине поехали за дополнительными ракетами. Оказывается, над нами «ганшип» кружит.
— «Ганшип»?! Вот же, мать его, чего нам не хватало для полной радости.
— Я видел в оптический прицел своего комбата, — сказал Крылов, устало садясь на торчавший из травы камень. — Откуда он тут взялся?
— А ты поди у него спроси.
— А еще один человек был с ним… Ну, который за рулем. Потом к вам пошел. Это кто? Что-то знакомое, но не разглядел.
— Это Малон Тахо, — фыркнул Павел.
— Тахо? — удивился Иван. — Покойник, что ли?
— Ага. Покойник. Он живее нас с тобой, вместе взятых. Даже не поцарапанный, позер хренов.
— Черт, да что же она такая тяжелая, — кряхтел Соловей.
Они вытаскивали первый контейнер из подвала двухэтажного здания. Пленный не обманул. Аномалий здесь не было. Собственно говоря, для этого спецназу корпорации АТ и понадобился проводник из местных рыскунов. Где, когда и каким образом они его завербовали, предстояло узнать потом, пока это не было важно. Дело он свое знал хорошо, и Чертог был ему знаком. Он все рассказал и о минах-ловушках, расставленных вокруг тайника спецназовцев. Чтобы проникнуть внутрь, надо было обезвредить только одну из них. В тайнике хранилось еще какое-то барахло, но было не до него. Главное — покончить с самолетом, и для этого были нужны ракеты с труднопроизносимым названием 57Э6Е.
— Двести семь с четвертью фунтов, — изрек Малон, державший пусковой контейнер.
— Чего? — не понял Черный, который тоже держал контейнер, но сзади. — Мне это ни о чем не говорит.
— Соловей, это меньше ста килограммов по-нашему, — пояснил Артем.
Будучи ранен, он не тащил ракету, а наблюдал из окна второго этажа за окрестностями, готовый в любой момент открыть огонь. Заодно он следил и за пленником, который был пристегнут к фаркопу автомобиля и молча наблюдал за действиями людей. Тот и не мог разговаривать: во рту у него сидел кляп.
— Девяносто четыре, если быть точным, — кивнул Тахо.
— Ну ничего себе, меньше, — сердито прорычал комбат. — Эти две ракеты весят как один ваш Ходокири?
Мустафа держал ракету посредине. Он повернул голову и хохотнул:
— Ваньку надо было сюда. Он бы сам, один ее дотащил.
— Да Булава ее и запустить бы сумел без этой машины, — отозвался из окна Полукров.
— Как? — удивился Малон.
— Очень просто. Как гранату. Размахнулся бы и запустил.
— Все не привыкну к вашим шуткам, — посетовал Тахо.
— Так это не шутка, — возразил Артем.
Они наконец дотащили ракету до левого борта машины.
— Может, одной обойдемся? — выдохнул Мустафа.
— Нет. — Иноземец категорично мотнул головой. — Надо заряжать обе. Идемте скорее за второй.
— А что, если ее вынуть из контейнера? Небось, полегче будет. — Засоль продолжал фонтанировать идеями.
— Снова нет. Это же пусковые контейнеры. Что толку от пули, если нет гильзы?
— Ай, ладно. Пошли быстрее.
С непривычки подобное зрелище могло испугать. Сначала за немногочисленными крохотными иллюминаторами самолета господствовал непроницаемый водяной пар — будто и не было ничего в этом мире, кроме пасмурной мглы, изредка озаряемой ослепительными вспышками грозы. Но вдруг покрывало слетело, и вынырнул мертвый старый город. И он, в отличие от облаков, не проносился мимо, но неторопливо плыл, то вздымаясь вверх, то проваливаясь вниз, когда самолет выполнял маневр, ложась то на одно крыло, то на другое.
Лейтенант Гильмири наконец рассмотрел забортный мир таким, каким тот был на самом деле, не искаженным инфракрасными датчиками и тепловизорами, без отметок сканирующих радаров.
Он переключил свои экраны на видеонаблюдение высокой четкости, и его мониторы словно превратились в большие прямоугольные иллюминаторы.
Внизу плыл город Острогожск, в котором когда-то жили люди. За Великой Войной последовала Великая Смута. Люди, пережившие лихолетье, покидали города. Истерзанная планета отверзла в населенных местах губительные свищи, да и сами люди по-прежнему делали все, чтобы сократиться числом. Они громили склады и магазины, убивали друг друга за трофеи, другие травили их газами. Потом находились желающие поработить их, захватчиков уничтожали, они отвечали тем же. Людей стало меньше в разы, но бойня не прекращалась, и многие уходили в заброшенные деревни, поля и луга. Обустраивались там, выращивали пищу и строили жилища. Возникали группы, селения, общины. Прошли годы, и весь мировой порядок изменился. В крупных курортных зонах обосновались технологически развитые группировки, контролируемые корпорациями. Они нарекли свои поселения Оазисами, и это были микрогосударства в старинном понимании данного слова. Там жили, как до войны, с небольшими поправками на современные реалии. А те, кто оказался лишним, влачили незавидное существование либо в пустошах, если не видели иного пути, помимо грабежей и набегов, либо в резерватах, если стремились сохранить хоть какое-то подобие цивилизации. Города вне Оазисов корпораций продолжали пустовать, время от времени заманивая в свои Чертоги людей, профессионально занимавшихся поисками того, что еще не было разграблено и уничтожено.
Природа не теряла времени и отвоевывала пространство. Город был захвачен растительностью. Деревья и кустарник росли повсюду — на улицах и площадях, на крышах и балконах уцелевших домов. Вьюны заволакивали стены, словно хотели затянуть здание в тягучий грунт. Некоторые дома были разрушены давно, другие строения позднее рухнули под действием свищей или растений, неумолимо подтачивавших бетонные монолиты. Местные, наверное, привыкли; после Смуты успело вырасти целое поколение, по мнению которого город и не мог выглядеть иначе. Это был город, заросший деревьями, с позеленевшими от мха и травы каменными коробами. С ржавыми остовами машин, словно созданных не людьми, но природой, чтобы в них гнездились дикие существа. Но лейтенант Гильмири жил в Оазисе, где высились многоэтажные дома, торговые центры, клиники, где сохранились мощенные каменной плиткой улицы, где растительности дозволялось существовать только в декоративных клумбах. По вечерам там зажигались огни. По улицам проезжали редкие частные машины успешных господ, работал общественный транспорт для простых служащих. Полиция на броневиках патрулировала кварталы. Камеры безопасности на фонарных столбах следили за порядком. Мачты телефонной связи сканировали вживленные в граждан датчики. Там было безопасно. А что здесь? Дикари. Никому не подконтрольные и ничем не ограниченные. И эти дикари теперь угрожали жизни Гильмири — той жизни, где не было места унылым пейзажам. До чего же остро хотелось разбомбить всех этих дикарей и вернуться домой!