— Ларисонька, я здесь, здесь, — ответил Стас. — Как ты?
Я попробовала изобразить улыбку, но получилась какая-то вымученная гримаса. Дальше я слышала отрывок разговора:
— Её надо обратно в больницу, здесь она долго не протянет. — сказала женщина.
— Она не выдержит переход через море. Я попросил о помощи ведьмаков.
— Ты же знаешь, что это опасно! — повысила голос она. — Ты не можешь принимать такое решение в одиночку! Она всё равно умирает!
— У меня нет выбора, я сделаю всё, чтобы она поправилась. И если ты вздумаешь помешать мне, я тебя смету, тебе ясно?
— Одумайся, мы все здесь можем остаться без пристанища, они не помогут тебе спасти её, ты не знаешь, с кем связался. Или ты опять хочешь войны?
— Отойди, — прорычал Стас.
Дверь за женщиной закрылась.
— Ларисонька, родная, потерпи ещё немного, скоро всё наладится. Я нашёл способ…
Он сидел рядом и держал в руках мою ладонь. Мне снова стало хуже, и я понимала: на этот раз сил настолько мало, что я могу не проснуться в следующий раз.
— Время уходит… — прошептала я.
— Нет! Я не отпущу тебя, у нас всё только начинается, ты справишься.
— Прости… — у меня в груди сильно заболело, и я скорчилась от боли и вскрикнула.
Сознание не желало покидать моё тело, поэтому пришлось терпеть все эти мучения так долго, что я умоляла Стаса убить меня. Он пытался меня успокоить, но плакал сам.
Воздух в комнате был выстужен, царила полная темнота и тишина, слышно было только прерывистое дыхание Стаса и моё, тяжёлое и редкое. Он всё повторял, чтобы я потерпела, что кто-то скоро должен прийти.
Была уже глубокая ночь (во всяком случае, так мне казалось), когда за окном послышался шорох шагов. Вскоре в комнату вошли два тёмных силуэта. Стас вскочил на ноги и сказал, что я здесь. Один из них склонился надо мной, положил мне на грудь свою горячую ладонь и произнёс что-то невнятное, второй уже на вполне понятном нам языке пояснил:
— Она проклята.
— Мне нужно, чтобы она выздоровела, — ответил Стас.
— Мы можем только открыть вход, чтобы ты мог вынести её в другой мир.
— Вы обещали помочь!
— Мы не властны над проклятыми. В этой и следующих жизнях ты будешь один.
— Я заплачу любую цену, сделаю что угодно, только снимите с неё это проклятье! — умолял Стас.
Колдуны переглянулись. Ответа не последовало.
Тот, первый, снова склонился надо мной. Я почувствовала, как боль уходит, как я вообще перестаю чувствовать тело.
— Цена будет дорогая.
— Я же сказал: что угодно, — отозвался Стас.
— Убей верховного.
— Что?
— Вы оба тоже должны умереть. Вместе. Можешь попрощаться.
Стас наполовину превратился, зарычал на колдуна и хотел наброситься на него, но, стоило колдуну лишь щёлкнуть пальцами, тут же свалился на пол мешком. Моё тело было будто бы сковано льдом, я не могла пошевелиться, только наблюдать.
— Ты думал, имеешь над нами власть? Мы принимаем твой отказ.
— Умоляю, помогите ей… а-а-а… — ревел Стас.
— Мы откроем портал и отправим вас обратно. У вас будет время попрощаться. Платой станут ключи от вашего мира.
Стас сел на полу и затрясся от рыданий, колдуны вышли.
— Стас… — прошептала я. — Стас…
Он подполз по мне и начал нести какую-то чушь о том, что он что-нибудь придумает, что это всё глупости, ерунда. Я молчала и ждала, когда его истерика прекратится. Он одел меня и вынес из избы. Портал, который обещали построить колдуны, был на берегу, он светился едва заметным, серовато-металлическим цветом и закрылся сразу, как только Стас шагнул в него. Мы мгновенно оказались возле домиков старцев, как будто два мира разделял всего один шаг.
— Как ты, любимая?
— Мне так страшно…
— Ну что ты, я рядом, — он посадил меня в машину и сел сам.
Мы отправились в обратную дорогу, и сознание, наконец, покинуло меня. Проснулась я уже здесь, в больнице, вся опутанная трубками и под капельницей.
Я больше не встаю, кормят меня тоже через трубку, вести записи в лежачем положении неудобно. В тетради осталась последняя страница. Как символично. Осталось написать о главном. Сегодня подведу итог, завтра закончу дневник.
Пока!
21.01.1976
Удивительно, мне стало лучше, боль в груди утихла, в голове наступило прояснение. Слабость по-прежнему не даёт мне подняться с постели, но всему своё время. У меня появилась надежда.
Днём приходил Стас, как обычно, взволнованный, плакал, словно ребёнок, обвинял себя в том, что из-за него мне стало хуже. Дурачок, без него я так и не узнала бы, что такое счастье.