Мои глаза открылись и увидели ворота дома Филина. Картинка была размыта, как в тумане. Меня несли. Звуки вернулись в мой мир. Обрубок цепи ещё звенел, стукаясь о плечо того, кто нёс меня.
— Больно… — простонала я.
— Потерпи немного, скоро всё наладится. — ответил мне до боли родной голос.
— Дилан? — я захныкала, как ребёнок, ещё до конца не веря, что все живы.
— Тише, Диана, тише… — ласково успокаивал он. — Всё хорошо, я с тобой, больше тебя никто не обидит.
Он опустил меня на траву, постелил мне куртку и собрался куда-то отойти.
— Не оставляй меня… — испугалась я.
— Я принесу тебе воды и вернусь.
Я закрыла глаза и попыталась расслабиться, справиться с пульсирующей головной болью и тошнотой. В кармане нашёлся один скомканный листик живицы, я сунула его себе в рот и проглотила.
Снова появился Дилан, он помог мне приподняться и дал выпить воды. Мне показалось, что я в жизни не пробовала напитка вкуснее, чем эта вода.
Свежий воздух подействовал на меня отрезвляюще. Ещё какое-то время мы сидели в обнимку на траве, Дилан гладил меня по голове и спине.
— Где Захар? — спросила я, вдруг вспомнив о нём.
— В машине, ему снимают железо, — был ответ. — Потом твоя очередь.
Я с облегчением вздохнула.
Вскоре к нам подошёл какой-то человек:
— Как у вас дела?
— Всё в порядке, — сказал Дилан. — Она приходит в себя.
— Мы закончили с парнем. Вы готовы?
Спустя пару минут меня усадили в тот же фургон и сняли ошейник. Я плакала от боли, когда мне сказали наклонить голову, чтобы срезать болгаркой крепления. Не было сил терпеть, казалось, из меня без наркоза тащат жилы, настолько больно было двигать шеей. Однако процедура была проведена аккуратно: кожу не поцарапали и не обожгли, хотя запах палёного железа напоминал о пережитом потрясении. Дилан не отходил от меня ни на шаг, держал за руку, но, как всегда, старался не показывать своих эмоций.
Лицо Захара, сидящего напротив, тоже было красным и опухшим, как и моё, наверное. Он старался не смотреть ни на Дилана, ни на меня, был похож на пугливого бездомного щенка. Да, всем нам не помешало бы как следует выспаться и привести себя в порядок, такое состояние близко к неадекватности, можно и ляпнуть чего лишнего.
Голова и шея по-прежнему болели, тошнило. С меня сняли грязный мокрый свитер, на улице и в машине было довольно жарко. Дилан заботливо вытер мне лицо и руки влажными салфетками, не раз спросил, хочу ли я чего-нибудь. Мужики, глядя на нас, переглядывались и улыбались, наверное, эта картина и правда выглядела забавно. Наконец, мы покинули территорию бывшего замка Филина.
Домики деревни охотников, насколько их было видно из окна фургона, догорали и тлели, кое-где валялись окровавленные тела и запчасти от подорванных УАЗиков охотников. Члены клана грузили в фургоны раненых и сжигали тела погибших. Такой ценой было получено моё освобождение. Дилан сказал, что охотники отказались добровольно уйти из волчьего мира и оказали сопротивление, поэтому нашим не оставалось ничего, кроме как атаковать.
Захар припал к окну и жадно бегал глазами по пепелищу. И тут он увидел то, чего больше всего боялся: повешенного Василича.
Предварив все расспросы, я сказала:
— Филин казнил его за то, что тот позволил тебе привести меня в деревню.
Захар согнулся, положив голову на колени, и зарыдал. Больше ничего говорить было не нужно, он должен смириться.
В Нижнем Волчке делать остановку не стали, наш фургон ехал первым, мы торопились сильнее остальных. Нужно было отвезти нас в хорошую больницу. Я лежала у Дилана на коленях и дремала, так было легче справляться с приступами тошноты. Никто в салоне не разговаривал, все притихли, даже те, кого ранили во время перестрелки с охотниками.
— Что со мной будет теперь? — первым решил нарушить молчание Захар, когда мы уже въехали в город.
Ответить ему должна была именно я.
— У меня есть для тебя хорошее место, там о тебе позаботятся, плюс ты будешь в безопасности.
— Но… но он ещё жив! — взволнованно и слишком громко воскликнул он.
— Я обещаю тебе, что это ненадолго.
— Диана, — вмешался Дилан, — тебе больше не позволено участвовать в военных действиях. Клан справится без тебя. — голос его прозвучал неожиданно грубо и резко, но всё же недостаточно внушительно, чтобы заставить меня хотя бы задуматься.
Я улыбнулась, глядя на Захара, и подмигнула ему. Мне казалось, что я обязана убить Филина хотя бы ради того, чтобы отплатить Захару за его жертву. Он сидел весь разбитый, высохший и потухший, здесь уже не помогли бы слова, вся надежда оставалась на работу врачей и течение времени. Кроме того, Захар не знал, куда себя деть: ему было больно видеть меня и Дилана, сидящих вместе прямо напротив него. Я решила, что пусть он сразу похоронит в себе все надежды быть со мной: для меня не существует других мужчин, только мой муж.