Иван и тюремщик, сторожась, уже подходили к ее дверям. Изнутри не доносилось ни звука.
– Эй, есть там кто живой, выходи! – крикнул сторож с почтительного расстояния.
Никто не отозвался.
Тогда Иван взял командование в свои руки и отправил сторожа за фонарем. Пока тот бегал в свою сторожку, я немного пришел в себя и попытался ус покоить Алю.
– Видишь, ничего страшного не происходит. Сейчас войдем внутрь и посмотрим, что там случилось.
– Нет, пожалуйста, не ходи! – попросила жена, умоляюще заглядывая в глаза. – У тебя рука болит, вдруг там на вас кто-нибудь нападет.
– Я же не один, а с Иваном. Если хочешь, пойдем с нами. Только там очень плохой запах.
– Ничего, мы привычные.
– Ну, как знаешь.
Прибежал сторож со свечным фонарем, Иван кремнем высек искру, раздул трут, зажег об него свечку, и мы осторожно вошли внутрь. Мне было очень интересно узнать, что случилось с Вошиным и его Аграфеной.
В нескольких шагах от входа лежал убитый урядник. Аля вскрикнула и прижалась ко мне. Мы обошли его стороной и продвинулись внутрь, привыкая к полумраку. У стены валялось нечто бесформенное, какие-то кровавые лохмотья и, как говорят криминалисты, фрагменты человеческого тела.
Але стало плохо, и я уговорил ее уйти. Она зажала рот ладонью и опрометью выбежала наружу. Тюремщик поднял с земли кусок материи. Это был кружевной подол женского платья.
Судя по перепачканным тряпкам, это были останки Аграфены Михайловны. Больше в помещении никого не было. Иван Иванович бесследно исчез.
От смрада и страшного вида растерзанной человеческой плоти мне сделалось дурно. Я с трудом выбрался на свежий воздух. Иван с тюремщиком еще некоторое время оставались в каземате – осматривали камеры, но так никого больше не обнаружили.
– Ты вчера отпирал двери? – спросил я стражника.
– Никак, нет, ваше благородие, ни синь порох. Близко не подходил.
– Тогда кто мог выпустить Вошина?
– Никто-с его не выпускали. Ключ у меня при себe на теле, другого нет.
– Тогда куда он мог подеваться, и кто туда волка посадил?
– Не могу знать, ваше благородие.
Тюремщик был напуган и расстроен. В доказательство своей невиновности он показывал здоровенный ключ, висевший на цепочке у его пояса.
– Как же оное может быть? Не отпирал я дверей и никого не пущал. Окромя того, и дверь цела. Ох, пропала моя головушка, запорют меня барин. Ни за что жисти лишусь, – причитал старый солдат.
Он затравленно озирался и умильно заглядывал нам в глаза, ища сочувствия. Я выразительно посмотрел на Алю. Она отрицательно покачала головой. Похоже, что старик действительно был ни при чем.
– Не трясись, старик, – ободрил его Иван, – твоей вины в этом деле нет. Барин за тебя заступится.
В подтверждение я кивнул и почувствовал режущую боль.
– Погодите, братцы, – сказал я, – что-то у меня с плечом. Как бы не вывих. Мочи нет, как больно.
Иван и Аля засуетились и помогли мне снять сюртук и рубаху. Я не мог даже пошевелить рукой.
– Это ничего, ваше благородие, – успокоил меня Иван, осмотрев плечо, – дело пустое.
Неожиданно он рванул за руку. Я взвыл от боли и тут же почувствовал облегчение.
– Ты бы хоть предупредил! – вместо благодарности набросился я на него. – Кто так делает!
Иван ухмыльнулся:
– Кабы предупредил, ты бы спутался, а так что, дело обычное.
Когда у меня высохла испарина на лбу, и спутники помогли надеть рубаху, Аля совершенно не к месту сказала:
– А ведь это он тебя, Алеша, хотел загрызть.
– Почему именно меня? Кто подвернулся бы, того и загрыз.
Аля покачала головой.
– Он тебя больше всех ненавидел.
– Что за глупости. Зверь – он и есть зверь. Он ненавидеть не может, – начал объяснять я, – у него рефлексы.
Меня перебил Иван:
– Понял я, – ударил он себя по коленям. – Оборотень, как пить дать, оборотень!
– В каком это смысле? – не понял я. – Что значит, оборотень?
– То и значит, что давешний барин в зверя обернулся.
«Ни хрена себе Голливуд с Джеком Николсоном в главной роли!» – подумал я и усомнился:
– Неужели и такое бывает?
– Бывает, – неохотно подтвердил Иван. – Хотя и редко.
Между тем, мертвого зверя дворовые тащили под барское окно. Про убитых людей никто и не вспомнил. Я подозвал Кузьму Платоновича и попросил распорядиться прибрать погибших. Он согласно покивал седенькой головкой, пообещал все исполнить и поспешил под прекрасные хозяйские очи выслуживать себе должность.
Смотреть на мертвого волка мне не хотелось. Век бы мне ничего подобного не видеть. Никогда еще чувство обреченности не было у меня так сильно, как в те мгновения, когда мы со зверем смотрели друг другу в глаза.
Гипотеза Ивана о том, что волк – оборотень, была логична. Она связывала все нестыковки от таинственного исчезновения Вошина до появления зверя в надежно закрытой тюрьме. Непонятным оставалось только убийство его сообщницы. Впрочем, что я знаю о психологии этих существ?
Смущало количество ненормальных, с точки зрения здравого смысла, проявлений «природных аномалий». Мне случалось слышать полуфантастические рассказы о подобных метаморфозах, но, как правило, от людей, в психической нормальности которых я слегка сомневался.
Теперь же мне самому довелось столкнуться с совершенно необычным видом живого существа, о существовании которого не имелось никакой научно проверенной информации.
Получалось, что я начал реально жить в сказочном мире, однако, сомнений по поводу своей собственной психической «адекватности» у меня не возникло. Все окружающее было буднично, нормально и «мальчики кровавые в глазах» у меня не плясали.