– Какие новости? – безразличным голосом, что выдавало его крайний интерес, спросил он. – Что узнал?
– Узнал, что мы дураки, – конкретно ответил я. – Никакого оборотня не существует.
– Как не существует? – разом воскликнули оба искателя приключений.
– Очень просто. Все это подстроил Вошин.
– Как так? – округлил глаза Иван. – Нешто можно такое устроить? Он что, и волка оживил?! Ну, ты, ваше благородие, и скажешь!
– Зачем кого-то оживлять! Думаю, дело было так: когда его заперли в холодной, то поставить охрану никто, и мы с тобой в том числе, не догадались…
– Его же на замок закрыли! – возразил, было, солдат, но тут же скривил огорченно лицо и почесал затылок. – Думаешь, привратник выпустил?
– Может быть, и он, я за ним уже послал, придет – проверим. А вообще-то выпустить мог кто угодно, любой, у кого был ключ.
– А откуда там волк взялся?
– Его могли посадить той же ночью. В этом мы еще разберемся.
– Выходит, что он даже бабу свою не пожалел, отдал на растерзание?
– Ну, такие люди, как Иван Иванович, если их прижмет, обычно никого не жалеют. Только думаю, зверь загрыз не его любовницу, а женщину, которая пропала в селе, ту, о которой говорил Тимофей.
– Неужто тетку Зинаиду ирод сгубил! – ударил себя по колену кузнец, внимательно слушавший и пытающийся вникнуть в суть не совсем понятного ему разговора.
– Скорее всего. Мы ведь решили, что погибла эта, как ее там зовут – Аграфена Михайловна – по остаткам платья, а его могли просто подбросить.
– Волк-то больно лют оказался! Может, и вправду оборотень?
– Ты оборотней раньше встречал?
– Не приходилось.
– Вот видишь! Выходит, про них знает только Костюков, а он волхв, это что-то вроде шамана, – непонятно для чего уточнил я, – да, к тому же, у него, после заточения и голода, могло немного снести башню.
– А куда сам-то волчара делся? – продолжал вяло упорствовать Иван, потом сам же и развил тему. – Думаешь, его Вошин с подручными и утащили, а землю табаком или еще чем засыпали, чтобы собаки след не взяли?
– Ловок шельмец, – с нажимом сказал кузнец, – только и мы не лыком шиты! Из-под земли супостата достану!
– Постараемся, – пообещал я, – а пока нужно узнать, какие места в здешней округе имеют плохую славу, куда крестьяне больше всего боятся ходить. Если у Вошина есть убежище, то именно в таком месте.
– Да, дела! – протянул Иван. – Коли все это верно, то, могу сказать, востер ты, Алексей Григорьевич! Зело востер!
– Ну, честно говоря, мне так не кажется. Был бы востер, сразу бы разобрался, а не рыскал попусту по лесам и долам. Да и не сам я на эту мысль наткнулся, один добрый человек подсказал.
В этот момент в дверь постучались, и в комнате появился милейший управляющий. Он вежливо поздоровался только со мной, демонстративно не обратив внимания на простолюдинов.
– Ты, батюшка, за сторожем Митричем посылал?
– Я, Кузьма Платонович.
– Нет его, голубь мой сизокрылый, отпросился со двора к куме в деревню Змеевку.
– Тогда нужно за ним отправить кого-нибудь, у нас к нему вопросы есть.
– Кого послать-то? Люди все при деле, да и лошади после вчерашней облавы не отдохнули. Если в разумении пребыть, то послать-то форменно некого. Может, Ваньку Сивого, так у него баба недужит… Все грехи наши, говорил я ей: Фекла, ты того, этого, не ешь столько сладкого… Ан, нет, кажный своеволие имеет. Вот ты, Тимофей, – обратился он к кузнецу, – имеешь свое своеволие, а ты покайся, да смирись!
– Вы, Кузьма Платонович, не плохих ли грибочков утром поели, что-то вас глючить начинает, – прервал я его словесный бред.
– Истинно, говоришь – съел всего ничего, ан, пучит – страсть! В отношении же Митрича…
– Если Митрича через два часа не будет в этой комнате, – окончательно разозлился я, – то пойду к барину и скажу, что, что, – я на секунду задумался, чем бы припугнуть управляющего, – что видел, как ты ему в спину кукиш показывал!
Кузьма Платонович побледнел и испуганно перекрестился:
– Полно, батюшка, смеяться над стариком! Неужто это по-христиански!
– А я и не смеюсь. Только замечаю, что только у тебя не спрошу, ты ничего делать не хочешь. Ты меня пока знаешь с хорошей стороны, а вот когда узнаешь с плохой, то горько заплачешь! – пригрозил я, вспомнив, что примерно так пугал бравого солдата Швейка его постоянный оппонент лейтенант Дуб.
Классический пример неопределенной угрозы оказал на старого лиса незамедлительное действие. Он как ошпаренный выскочил из комнаты. «Простолюдины» искренне посмеялись над трусливым дворянином, и суровое лицо кузнеца, задолбанного добровольными воспитателями, прояснилось.
– Так что мы будем делать дальше? – спросил Иван, перекладывая на меня одного право решения.
– Дождемся прихода Митрича, а пока пусть Тимофей разузнает в селе, какие места в здешних лесах считаются самыми опасными. Начнем их проверять. Я же сейчас ложусь спать, у меня после ночи в землянке голова чугунная.
На том и порешили. Мужики ушли, и я вернулся на атласный диван.
Думать о том, как и сколько времени мы будем разыскивать Вошина, и какие меня поджидают опасности, не хотелось.
Конечно, по здравому размышлению, нужно было бы передать это дело властям, тем более, что становой пристав до сих пор гостил у Трегубова и пока уезжать не собирался. Однако я уже имел представление, как под его руководством будет проходить расследование. Кончится же все, как обычно: дворяне организуют себе личную охрану, а мещане с крестьянами будут платить и за них, и за себя. Загнанный в угол человек вроде Вошина становится опаснее хищного зверя.