Джо поднимает Сломанную Девочку на руки.
– Не забудь, – окликает он меня.
– Помню: вернусь, как только смогу.
И он тоже исчезает, унося свою ношу в Мир Как Он Есть.
Зов, который тянул меня к Сломанной Девочке, пока она была здесь, сменяется сосущей пустотой в груди.
Минуту я смотрю на Рэйлин. С ней все по-прежнему. Спит, я думаю. Надеюсь. Лицо не стало бледнее, и дышит ровно.
Я поворачиваюсь к Тоби:
– Не хочешь помочь мне похоронить ее подругу?
– Не хочу, – отвечает он, – но помогу. Земля слишком твердая, да и копать нам нечем, так что мы просто складываем над ней груду камней. Тоби говорит, такие надгробия возводили в старину. Работа тяжелая, но она помогает избавиться от мысли, что будет, когда Рэйлин очнется. Что я ей скажу? Как она на меня взглянет?
Я не знаю, чего ждать. И чего хочу, тоже толком не знаю.
Ньюфорд
– Слава богу! – вырвалось у Софи, когда Джо вышел из стены с Джилли на руках.
Она неловко поднялась на ноги. Их странное появление, видимая невероятность хождения сквозь стену едва коснулась ее сознания. Она видела только Джилли.
За спиной расплакалась Венди. Софи не удивилась. У нее самой на глаза навернулись слезы облегчения. Обернувшись, она помогла Венди подняться и они стояли, сцепив руки.
– Вы в порядке? – спросила Джо Касси. – Оба? Тот кивнул:
– Пока да.
Из конца коридора торопливо подошли Лу с Анжелой. Лу подхватил Джилли, и вдвоем с Джо они уложили ее на кровать. Следом вошли остальные, в палате стало тесно.
– Кто-нибудь позовет сестру? – спросил Джо.
– Я схожу, – вызвалась Касси.
Венди тронула Джо за руку, взглядом выразив ему благодарность, которую разделяла и Софи.
– О господи, как же мы беспокоились, – заговорила она, – сколько часов прошло! Мы уж думали, ты ее не нашел.
– Это еще не все, – сказал Джо. – Ее сонный дух остался на той стороне.
Софи мгновенно осознала, что это значит, но остальные недоуменно молчали, и по комнате расходились круги смутной тревоги.
– И как это надо понимать? – спросил Лу. Его лицо на глазах утрачивало выражение радостного облегчения.
– Так и надо понимать, что ее душа все еще в стране снов, – объяснила ему Софи.
– Почему же… почему она не вернулась с тобой? – всхлипнула Венди.
– Осталось незаконченное дело, – ответил всем Джо. – Но на сей раз Джилли сама так захотела. Никто ее не удерживал.
– Значит, еще не все? – спросила Анжела.
Джо покачал головой:
– Еще нет.
Он присел на край постели, пальцем гладя лоб Джилли. Анжела подошла к Лу, стоявшему в ногах кровати, обхватила его руками, спрятала лицо у него на плече. Лу обнял ее, похлопал по спине, но не отрывал взгляда от лица Джилли. Венди взяла Софи за руку, и, глянув в лицо подруге, Софи тихонько сжала ей пальцы. Потом они прижались друг к другу, ища утешения, и тоже неотрывно смотрели на Джилли, беспомощную неподвижную фигурку, лежащую на кровати. Обе искали, хотели найти в ее лице признаки жизни.
Джо через их головы уставился на дверь:
– Куда подевалась эта сестра?!
Рэйлин
Манидо-аки
Забавно. Вот я умираю, и впервые в жизни мне спокойно. Никогда себя так не чувствовала, даже совсем маленькой, до того как смылась моя сестрица; даже пока мы с Гектором были вместе. Где бы я ни была, одна или в толпе, всегда ощущала на своей душе что-то вроде черного пятна. За свою жизнь я столько всего натворила, что иначе и быть не могло.
Я ведь не какая-нибудь патологическая личность, которая не ведает, что творит, и считает, будто весь мир крутится вокруг нее. Хоть я и вела себя так, будто не ведаю. Но я понимала, что поступаю плохо. Правда, никогда это ничего для меня не меняло, но тень этого понимания оставалась – что-то вроде осознания греха, надо полагать. Никуда не денешься от того, что с детства вбивали в голову чертовы священники и монахини.
Только теперь я, кажется, нашла выход: умереть, и все пройдет.
Прощенной я себя не чувствую – это было бы уже слишком. Зато чувствую себя забытой. Мир крутится себе дальше, а обо мне никто не думает, ни хорошо, ни плохо. Я исчезаю с экрана радаров, и мне это нравится.
Или, может, мир просто выплюнул меня как арбузную косточку, которую противно глотать. Мне все равно. Знаю только, что я падаю в темное ничто, направляясь прямиком к той светлой точке, которая, кажется, ничуть не приближается, но я все-таки двигаюсь к ней. И впервые в жизни мне спокойно.
Пока что-то не начинает тянуть меня назад.
Я барахтаюсь, но без толку. Что-то сграбастало меня и попросту волочит обратно. Уперлось, как старый мул, и ничего с ним не поделаешь. И я догадываюсь, что это такое. Это мое чертово «я» тянется к жизни. Начинаю вдруг ощущать свое тело. Дыры в нем закрываются, словно в меня и не всадили хорошую порцию свинца. Кровь растекается по жилам, легкие втягивают воздух. И черная метка греха снова поселяется у меня внутри, а покой уходит.
Я умирала, а больше не умираю, только и всего.
Перед глазами мелькает свет – вроде вспышек стробоскопа в тех клубах, куда таскала меня Рози, и вот я уже снова в собственном теле. Подо мной жесткая земля, на мне мокрая футболка, и ее лохмотья липнут к коже. Я сажусь и рассматриваю свою залитую кровью одежку. Потом поднимаю голову и осматриваюсь.
Вокруг лес, но мой взгляд тут же перехватывает здоровенная баба, сидящая рядом, и ничего другого я уже не замечаю.
Больше всего она походит на этакую хиппующую матрону: большая – в самом деле большая – женщина в мешковатом платье, с круглой, как полная луна, физиономией, вокруг которой целое облако черных нечесаных кудряшек. Мне подобные встречались. Вид у нее такой, будто она перебрала с медитациями или обкурилась до предела, – вроде как все кости в ней растаяли. Хотя взгляд не из мягких. Глаза темные и глубокие, и внутри у них такой свет, что кажется даже знакомым, хотя я точно знаю, что никогда ее не видала.
– Это ты меня назад притащила? – спрашиваю я ее.
Матрона качает головой:
– Твоя сестра. Она отказалась от возможности вернуть себе здоровье, чтобы ты могла жить.
Мне нужна минута, чтобы обдумать это, разобраться.
– Хочешь сказать, она могла бы помочь себе, – наконец спрашиваю я, – но взяла и оставила себя калекой, лишь бы меня воскресить?
Женщина кивает. Я качаю головой:
– Умом тронулась!
И снова оглядываюсь по сторонам. Мы уже не в том овраге, куда мы с Рози затащили мою сестрицу. Деревья здесь до жути здоровенные и воздух густой, как сметана. Со стаей мы, бывало, пробегали подобные места, но все же не такие старые и… не знаю. Будто далекие от всего. Правда далекие. Даже не слышно ничего: ни шелеста, ни комариного жужжания, ни птиц, – а ведь вокруг лес. Только я и эта хиппующая матрона с лунообразным лицом.
– Куда все подевались? – спрашиваю я. – И между прочим, где это мы, черт возьми?
Она мне не отвечает, а заявляет вместо этого:
– Мне кажется, ты могла бы чувствовать благодарность за ее жертву.
Я хохочу, хотя мне совершенно не смешно.
– С какой стати? – спрашиваю я. – Мертвой я была счастлива. Ради бога, мне было спокойно!
Она качает головой:
– Чтобы обрести покой, не обязательно умирать.
– Ой, между прочим, «не обязательно» изображать задрипанного гуру, однако же кое-кто изображает.
Она отвечает мне этаким спокойным грустным взглядом. Наверно, мне полагалось бы почувствовать, что мы друзья, что я ей не безразлична, только на меня это не действует. Друг у меня всего один, и это не она.
– Что тебя так рассердило? – спрашивает она.
– Есть на что разозлиться, когда снова оказываешься в собственной шкуре после того, как уже избавилась было от дрянной жизни.