Я затаила дыхание, чувствуя, как сердце выскакивает из груди. Орлиные глаза Лайон обшаривали ветви в поисках добычи.
– Мы не ошиблись, это логово Холлета. Но он сюда не вернется. Поймет, что мы его нашли. Сожгите все! – приказала она, вскакивая на лошадь.
Один из мужчин разбрызгал вокруг керосин, словно живую воду, и дом, в котором я прожила десять лет, вспыхнул. Они уехали, а я все еще смотрела на пламя. Я потеряла не только свою хижину. Я смотрела, как тлеют и корчатся в языках пламени волосы Мисси, и мне казалось, что мое сердце тоже превращается в пепел. Я потеряла человека, которого называла папой. Охотник оказался совсем не Охотником; я не знала, кем он был на самом деле. Лайон сказала, что его зовут Крегар Холлет – душегуб и детоубийца. Как можно поверить в такое? Я не могла распутать тугой клубок чувств в моей душе. Любая ложь станет правдой, если верить в нее достаточно долго. Я знала, что охотник не отвел Мисси домой в ту ночь, но это знание было запрятано глубоко в темных уголках моей души. Я все время повторяла себе эту ложь, чтобы она стала похожей на правду.
По щекам текли слезы. Я хотела, чтобы Мисси стала моей мамой, а папа убил ее. Она единственная была добра ко мне, да и он вел себя дружелюбно. Конечно, нельзя пугать добычу, потому что спокойное животное легче убить. Он успокоил Мисси, прежде чем сделал то, что сделал.
Папы так не поступают! Вот только он был мне не родным, я сама его выбрала. И ошиблась в выборе.
Из глубин памяти, словно пауки, выползли слова: «Передай моей малышке, что я ее люблю». Слова моих настоящих родителей из письма, которое они прислали с дальнего-дальнего севера. Охотник… Крегар мне ни разу такого не говорил. Я вытерла глаза и сказала себе, что они слезятся из-за дыма – дом-то еще горел, а вместе с ним сгорала моя старая жизнь. Однажды я оставила свою бабку и ушла, не оборачиваясь. Но тогда у меня выбора не было, за меня все буря решила. Сейчас я должна уйти от Охотника. Может быть, когда голова и сердце придут к согласию, я вернусь и выслушаю его – пусть сам расскажет мне всю правду. Какая-то часть меня вопила, что нужно быть полной дурой, чтобы сомневаться в словах Лайон после всех тех скальпов. Однако другая часть, которая все больше и больше сжималась, глядя, как огонь пожирает дом, никак не могла поверить.
Нужно побыть одной и все обдумать.
У меня оставался нож и несколько кусочков вяленого мяса того оленя, что я подстрелила на прошлой неделе. Что еще надо?
Я всегда себе говорила, что нельзя жить вчерашним днем. Надо жить здесь и сейчас. Вот только я не хотела, чтобы Крегар был моим «сейчас».
Он убивал людей. Просто так, ради забавы. Убивал женщин и детей – одного ребенка точно, и еще убил Мисси. Воспоминания о годах, когда мы с ним жили, я запихнула в самый темный уголок памяти и накрепко закрыла на замок, а вот Мисси я хорошо помнила. Глядя на сундук со скальпами я, наконец, осознала, что он натворил.
– Будь ты проклят, Крегар Холлет! – громко сказала я, глядя на огонь. – Ты детоубийца и лжец, Крегар.
Теперь я знала, как его зовут.
– Ты был моим Охотником! – кричала я. – Ты научил меня разводить огонь, ставить капканы, чистить оружие. Черт, да ты мои царапины и раны лечил, а сам в это время… а сам…
Я упала на колени в грязь и разревелась.
Жар от огня осушил мои слезы, словно намекая, что Охотник их не стоит. А он и не стоил. Лайон сказала правду. Я видела, что лежит в его сундуке, и больше не могла здесь оставаться.
Десять счастливых лет сгорали и превращались в дым вместе с хижиной.
Охотник на волков, надо же. Худший охотник во всем БиСи, а их тут пруд пруди. Где были мои глаза?.. Я подбежала к куче дров и кинула полено в огонь. Потом подобрала топор и тоже швырнула туда же. Давай, гори! Спали тут все дотла! Пусть ложь превратится в дым.
Есть правила, которые нельзя нарушать. Нельзя убивать ради забавы. Убивай ради пищи или чтобы выжить, но не для развлечения. Иначе лес сожрет тебя и выплюнет кости.
Я уходила в лес и вновь возвращалась к хижине. Куда мне идти? Продать мне нечего, обратиться за помощью не к кому. Пойти в Риджуэй и умолять о приюте незнакомцев на улицах? Или вернуться в Долстон, пойти к той женщине и сказать: «Я знаю его. Это он убил всех тех женщин. Пойдите и убейте его»?
Не знаю, был ли то страх или дурацкая верность, но когда я представила, что Лайон пристрелит его из своего шестизарядного револьвера, меня замутило. Дым наполнил легкие, и я упала на колени, задыхаясь от кашля. Надо уходить, а то вернется Крегар, и мой скальп тоже попадет в деревянный сундучок. Бежать, не чуя под собой ног, подальше от него. Вот только после всех криков и слез внутри у меня было пусто. Остались лишь слова из давно потерянного письма: «Скажи моей малышке, что я ее люблю».