Крегар взвыл скорее от неожиданности, чем от боли. Не ожидал такого от своей маленькой Элки?.. Он выкрикивал проклятия, повторить которые у меня не поворачивается язык. Его кровь смешалась с кровью мальчишки. Черные полосы татуировок на груди теперь чередовались с горячими алыми струйками.
Крегар попытался выдернуть нож, но зазубрины крепко застряли, и он взревел от боли, будто раненый медведь.
– Иди сюда, девочка. Я тебе кишки выпущу.
Он все еще искал меня глазами, выкрикивая жуткие угрозы, и лес наполнился его воплями. Птицы сорвались и улетели, кролики попрятались в норы, а он по-прежнему пытался высмотреть меня среди ветвей. Вот только в этом лесу я была невидимкой. Крегар хорошо меня обучил.
– Элка, ведь я тебя все равно найду! Найду и убью!
Я не смогла удержаться и рассмеялась. Я сделала его! Наконец-то! Поставила капкан и поймала бешеного медведя!
– Судья Лайон тебя первая найдет! Я ей все рассказала. Где мальчик и где тебя искать. Она увидит, что ты с ним сделал. Она перешла горы ради того, чтобы поймать тебя.
Крегар заткнулся и побледнел. Судья Лайон со своим револьвером – это серьезно. Она за ним уже несколько месяцев охотилась. И я тоже.
Он начал умолять, пытаясь меня задобрить. Струйки слюны стекали по его бороде, и их становилось все больше с каждым вздохом. Я наблюдала за ним, пока не послышался цокот копыт. От взмыленных лошадиных боков поднимался пар. Судья Лайон и ее помощники пришли за плохим парнем. А ведь повернись все иначе, я сама могла бы оказаться на его месте.
Награда мне была не нужна. Зачем мне золото? Я просто хотела выжить.
Я увидела их вдалеке среди деревьев. Пришпиленный к дереву, Крегар в панике вопил, вцепившись в рукоять и пытаясь выдернуть нож. След из кровавых капель приведет их прямо к нему.
Лайон умнее Крегара, у нее орлиные глаза. Она мигом вычислит меня и сцапает за то, что я сделала. Я знаю, у нее ко мне много вопросов, но отвечать на них я не собираюсь.
Крегар услышал топот копыт и ржание лошадей. Его глаза округлились, словно у подстреленного оленя. Пора уходить – с этой минуты его судьба в руках закона. Только нож жалко. Сколько кроликов и куниц я им освежевала, сколько раз он мне жизнь спасал. В этих чертовых краях найти хороший нож так же трудно, как и хорошего человека. Когда жизнь – твоя единственная ценность, и тебе приходится отдавать долги, старый добрый нож всегда пригодится. Пусть я потеряла его – но долги отдала. Лайон теперь от меня отстанет. Конечно, если Крегар не расскажет ей всю правду.
Начало или что-то вроде того
КОГДА ПРИБЛИЖАЕТСЯ БУРЯ и по небу катятся раскаты грома, забеги в укрытие, плотно запри дверь, забейся в угол и молись, чтобы она тебя не нашла. Если найдет – твоя жизнь изменится навсегда. Когда буря пришла в Риджуэй, мой дощатый городок, спрятаться мне, семилетней девчонке, было негде. В тот день я ругалась с бабкой. Та хотела, чтобы я пошла в лес и набрала сосновой смолы для светильников. Говорила, что она пахнет приятно, когда горит. А я вопила, что не хочу, чтобы в моем доме пахло сосновой смолой.
– Девочка, это мой дом, – заявила бабка. – А ты здесь в гостях, пока родители не вернутся. Скорей бы уж.
Кажется, тогда меня звали по-другому. Не помню, чтобы бабка называла меня Элкой.
Я предложила ей пойти куда подальше и начала выть.
– Ну ты и черноротая! Что за бес в тебя вселился? – рявкнула бабка и потянулась за клюкой. Ох, сейчас мне достанется. А у меня вообще-то еще c прошлого раза отметины на спине не зажили.
– Никакая я не черноротая! А ты мне не мать, и нечего командовать!
Я выла и изо всех сил толкала стол. Сейчас переверну, чтоб все ее тарелки и вилки по полу рассыпались. А чего? Пусть знает!
Бабка глубоко вздохнула. Я видела в Риджуэе других стариков. Они тоже так вздыхали, когда кто-нибудь им досаждал, вроде как сокрушаясь, что в мире полно идиотов. Моей бабке уже лет сто, не меньше. Все лицо в морщинах, и вздыхала она тяжело и устало, словно прожитые годы давили ей на грудь.
– Твоя мать, – сказала бабка, – моя непутевая доченька, сбежала с твоим папочкой.
Она взглянула на меня и, наверное, увидела во мне мою маму, потому что ее глаза на мгновение потеплели. А потом вспомнила, что я наполовину папина, и опять разозлилась. Она так сжала зубы, что стало страшно – вдруг сломаются и изо рта повыпадают.
– Они вернутся! – захныкала я. – Вот папа тебе покажет, когда узнает, как ты меня лупила.
Бабка рассмеялась. Смех у нее был визгливый и дребезжащий, как вопли сорокопута.