Любава с Заряной, как и полагается хозяйкам посиделок, торопились перепроверить, всем ли хватит угощения, сдуть невидимые пылинки с кружек, приготовленных для густого киселя, пахучего сбитня, а там, может, и чего покрепче. Делать нечего: я присела на скамейку, кивнув Петьке: вижу тебя, но разговаривать не собираюсь. Серый примостился рядом, по-хозяйски осмотрел стол, выбрал жареную рыбёшку, чтоб корочка была, и тут же вгрызся в неё.
— А вы чего сидите как неродные? — удивился он. — Сейчас народу понабежит, от угощения одни воспоминания останутся.
Петька отвернулся, скрестив руки на груди. Сделал вид, что слышать нас не слышит и вообще случайно здесь оказался. Я, чтобы выглядеть взрослой и умной, отщипнула кусочек хлеба и принялась мять его в руках — есть-то не хочется.
Гости собираться не спешили. Немудрено: из окрестных деревень пока ещё доедут. Первыми в дверь ввалились весёлые парни из Пограничья. Привычные к новым людям, они быстро разговорили наших скромниц. Шутки и неизменно следующий за ними смех заметно оживили посиделки. Уже и Петька не жался в углу и даже бабка Бояна похихикивала из-за печки. Хозяюшки вовсю обхаживали пришедших, а я только заприметила, что покрытый конопушками, как иная рыба чешуёй, парень нет-нет, да и посмотрит в мою сторону. И чего ему не сидится? Не поесть теперь спокойно. Вскоре явились три красавицы из Подлесок, одинаковые, словно племенные лошадки. За ними следил хмурый приземистый мальчишка, явно младше других. Следил зорко, будто пёс за курами — ну как обидит кто? Я не сомневалась, прикрикни кто на его подопечных (сёстры, как позже выяснилось), бросится в драку, не раздумывая и не глядя, кто там сильнее. Позже сыскался и Гринька. Негоже сыну головы приходить на посиделки первым. Это его все ждать должны из уважения. Уважения, прямо скажем, мой бывший друг покамест не заслужил, зато от деревенских с каждым годом всё серьёзнее требовал гнуть перед ним спину при встрече. Первым делом Гринька утвердил у порога две облезлые яблоневые ветки крест-накрест: у пограничья это значило, что на засядках не рады чужакам из соседних селений[xiv]. У нас этот обычай хоть и знали, но не следовали, считали чужим. Ветки моментально снесли, даже не заметив, весёлые пограниченские парни. Гринька не сказал ни слова, посмотрел на веселящихся недовольно. Увидел меня и демонстративно отвернулся. Даже не кивнул, как Петька. Ну и не очень-то хотелось. Я хмыкнула и сразу выбросила грустную мысль из головы. А Гринька, как потом вспомнили, весь вечер в углу и просидел, будто язык проглотивши. Глядел на всех точно денег ему задолжали, да и ушёл в клеть спать. Гости из Ельников припоздали, да так и не явились. Ясно, — холод на дворе, темнеет рано, а от ельников через лес ехать — заплутаешь на раз. А я так думаю, и не хотели особо они приходить. Мы испокон веку с Ельниками за охотничьи угодья враждовали. Уже давно в том лесу зверя никто не промышлял, разве что грибы да ягоды, теперь куда выгоднее торговать, кто чем горазд. Лес со временем стал совсем непроходимым, а Ельницкие всё реже захаживали на тракт до городища — им к морусской столице сподручней. Так и вышло, что вроде как и соседние деревни, а видим друг друга хорошо если случайно. Зато не погнушались заехать Бабенские. Попали к нам по случаю: деревня находилась дальше самого Городища, да взялись ребята зимовать в Морусии, чтобы по весне первыми выгодно продать редкой красоты шкурок беличьих. Те хитрые белки только в Морусии и водились, чуть проходила граница Пригории, зверь как сквозь землю проваливался. Зато красоты был неописуемой и, знамо дело, ценился. Вот мечтатели-торговцы и отправились в путешествие, оказавшись в Выселках аккурат на досветки. А что? И за постой платить не надо и девки красивые. Авось и помиловаться будет с кем.
Словом, гостей набралась полная изба. Хорошо, если половину я хоть в лицо знала, а уж припомнить по именам и не пыталась. Затянули песню, почему-то веснянку. Я недовольно поёжилась, чувствуя себя старой сварливой бабкой: в такую ночь хорошо под одеялом сидеть, да предков добрым словом поминать, а не весну кликать — Мару[xv] злить. Но парни смеялись, якобы ненароком обнимая пригожих девок, те отшучивались, не убирая их рук и косясь на печку — смотрит ли Бояна?
Дошли до игр. Были и «Волки и овцы», чуть не заставившие шумную толпу, давно запутавшуюся, кто убегает, а кто догоняет, разнести дом. В маленькой для стольких бегающих людей комнате сталкивались, спотыкались и больше обнимались в тесноте, чем следовали правилам игры. Был и «Башмачник», принятый без удовольствия после догонялок. Рослого Петьку усадили «шить башмак» в центре комнаты, приговаривать «хорошенькие ножки, примерьте сапожки!» и ловить следующего ваду из хоровода. Ясно, Петька всё старался словить пригожих девиц, но те с визгом разбегались, нарушая порядок (а какая девка когда играла честно?). Наконец, робкие барышни согласились на «Сижу-посижу», а парням только того и надо!