— Ты как? — Серый, садясь ко мне спиной, тронул ладонью плечо.
— Стесняюсь, — честно сказала я. — Игры эти…
— Не боись! Я с тобой! Хочешь, прямо сейчас всем объявлю, чтоб к тебе не подходили?
Я засмеялась. Вот уж защитник!
— Среди белых голубей
Скачет шустрый воробей,
Воробушек-пташка,
Серая рубашка.
Откликайся поскорей,
Вылетай-ка, не робей!
Толпа прокричала считалочку. Я наугад повернулась туда, куда уходит солнце. Серый тоже повернулся на запад.
— Целуй, не робей! Вылетай, воробей! — засмеялись парни.
Серый обвёл всех взглядом победителя, точно серебрушку на дороге нашёл. Развернулся ко мне, протянул руку. Зачем-то провёл пальцами по щеке — видать, в саже выпачкалась — у печки же сидела. Я только сейчас заметила, как он вытянулся, а ведь и двух лет не прошло с нашего знакомства. Серому пришлось наклониться, чтобы оказаться ближе к моему лицу. Вот дурак, отошёл бы на два шага, удобнее было бы! Я обхватила друга за шею и звонко чмокнула в нос. Парень ошалело замотал головой, послышался разочарованный вздох толпы. Я заозиралась, не понимая, что сделала не так.
— Каждому своё, — пожал плечами Серый. — А я вот так!
И перекинул меня через плечо. Я возмущённо задрыгала ногами и замолотила руками по спине приятеля, но быстро прекратила, смекнув, что задерётся подол. Толпа радостно захлопала:
— Так с ними и надо, с девками! Можно я тоже кого посимпатичнее унесу? Разбирай девок!
Молодёжь снова понеслась по дому, а Серый водрузил меня на скамью у окошка и подпёр с другой стороны.
— Чего хмурая такая?
Я пожала плечами:
— Не знаю. Неспокойно как-то. Метель вон начинается.
— А ты торопишься куда? — беззаботно отмахнулся друг. — Я рядом, еды полно. Чего ещё для счастья надо? Ты мне, кстати, поцелуй задолжала.
— Чего это? Я тебя честно и смачно обслюнявила!
— Что обслюнявила, это да, — Серый демонстративно утёрся рукавом. — Научил на свою голову! Вот лизну — будешь знать!
Я сделала большие глаза и попыталась спрятаться под стол, Серый схватил меня за талию, не пуская и потянулся к моему лицу.
— Сосед, любишь ли соседку?
Стася, так на сегодня и оставшаяся без пары, водила в следующей игре и стояла над нами в угрожающей позе с ремнём наперевес. Сказать нет и получить удар от хмурой девицы, похожей на грача, не решился бы никто.
— Конечно! — тут же заявил Серый, поднимая руки вверх — сдаюсь.
— Тогда целуйтесь! — приказала Стася, перекидывая ремень в другую руку.
Серый смачно облизнул губы. Я сразу вспомнила противную слюнявую полосу через всё лицо при нашей первой встрече и завизжала, прячась.
— Ай! — Стася, не обходя правил, слегка хлестнула нас. Ничего себе игры! Эдак я калекой обернусь!
— А ты соседка, — обратилась Стася ко мне, потрясая оружием, — любишь ли соседа?
Серый снова облизнулся, глядя на меня и двигая бровями вверх-вниз. Соглашусь, точно обслюнявит.
— Нет! — завизжала я, чтобы охальника отправили к менее скромной девице, как требуют правила.
Стася пожала плечами и удалилась к следующей паре.
Серый опешил:
— Что, правда не любишь?
— А нечего лизаться лезть!
— Не очень-то и хотелось, — заявил друг, отсаживаясь к лавке у противоположной стены и заводя бойкую беседу с Белавой. Девица млела и невзначай всё ближе подсаживалась к ухажёру.
Я отвернулась к окну, невесть чем обиженная. Снег всё не унимался и ветер носил его туда-сюда, не умея выбрать одно направление. Когда мы шли на посиделки, ещё видать было звёзды в просветах туч. Теперь небо саваном затянула сплошная чёрная пелена. А ветер всё бился и бился в двери, будто пытаясь ворваться в дом, спрятаться в тепле, убежать от чего-то, что ждало его снаружи и с каждым мигом всё больше подчиняло своей страшной воле…
В доме светло и весело. Нет ничего дурного (кроме старой Бояны, исправно кряхтящей на полатях, чтобы про неё случайно не забыли). Ветер не мог пробиться в тёплую избу, не мог выморозить горячую печь и напугать разошедшуюся молодёжь. Но очень старался.
Серый убежал к бабенским торговцам — узнать, проходили ли Городище, ненароком выспросить, нет ли чего нового в бывшем доме? В избе становилось совсем уж шумно.
Снаружи разыгралась метель.
Светлое пятно от окна стало едва заметно на снегу. Я прислушалась: в гвалте голосов отчётливо чуяла ещё один — страшный, потусторонний. Вьюга не предвещала ничего хорошего и, кажется, до утра из избы никто не выйдет, даже если захочет.