— Такое было у кого-то еще?! — вскинулась Зорка.
— Подожди, Катя. Я открою тебе врачебную тайну, но взамен мне нужна твоя полная откровенность. Понимаешь?
— Да, — сделала честные глаза девушка.
Смотря, какая. Настоящее имя она не раскроет ни за какие коврижки — раз оно пока не выплыло. И так уже потеряно слишком много. Надо попытаться сохранить хоть что осталось. А заодно и собственную психику.
— Хорошо. — Поверила или нет? — Я уже знаю, что твой любимый в тюрьме…
— Он погиб! — слишком резко перебила Зорка.
— Прости, соболезную. Твою сестру убили, мама — в психиатрической больнице, а вы с братом живете у тети. О ней ты рассказывала мало, но мне показалось, что дама это пренеприятнейшая.
— Не всегда.
Встречались и похуже. И часто. И не только дамы.
— У нее нет своих детей?
А это еще с чего? Тащат к себе в дом чужих (даже на таких условиях!) только бездетные?
— Есть, двое.
— И при этом она взяла вас с братом? За лечение твоей мамы платит тоже тетя?
— Ага.
Вот что значит — недоговаривать. У собеседника сразу складывается в корне неверная картина.
— Тогда, прости, Катя, но у нас получается милейшая тетушка. Идеальная. Просто сусальный ангел. Добрая и заботливая. Это так?
— Нет, конечно! — рассмеялась Зорка. — Я забыла сказать, что она продала нашу квартиру, а деньги взяла себе. Правда, там не так уж много. Квартира была в глухой провинции. Там недвижимость копейки стоит. Люди годами продают.
Потому что там мало работы и много алкоголя. Уже не первое десятилетие. И ЖКХ давно заваливается.
— Что-то мне подсказывает, что ты забыла сказать не только это. Но всё равно. Будь она отъявленной дрянью — прости, Катя, — кто ей мешал потом всё равно перевести твою маму в дешевую психушку, а брата отправить в детдом? Кстати, она еще может так и поступить — в любой момент.
— Я понимаю. Кроме всего прочего, она запрещала мне переписываться с моим парнем. Пришлось это делать через почтовое отделение… — Еще и голос дрожит! Истеричка!
Галина Петровна чуть дотронулась до Зоркиной руки:
— Я понимаю, что это значило для тебя. Но, прости, твоей тете с того ни тепло, ни холодно. Он был далеко и надолго.
Навсегда!
— И ничем ей не мешал. Единственное объяснение — она хотела сделать тебе больно. Или, наоборот, уберечь — если относится к тебе не так уж плохо.
«Ты. Могла. Умереть. Идиотка».
«Вместо Дины должна была умереть ты…»
Как бы паршиво ни относилась к Зорке тетка — всё лучше, чем родная мать. И даже намного.
— Вы правы. — Взять себя в руки в очередной раз — тяжело. Не легче, чем в предыдущие. И чем взглянуть правде в глаза. В неприятные. И нелицеприятные для тебя самой. — Если бы она меня ненавидела — у нее не было причин помогать мне.
— Значит, ты понимаешь, что эти причины у нее есть.
— В больнице мы с ней заключили сделку. Она потребовала от меня определенного рода услуги. Я согласилась.
— Ты что-то подписывала?
Может, еще и нотариально заверяла? Интересно, как бы это выглядело? Проституция официально запрещена — даже для совершеннолетних.
— Я имела в виду, что ты берешь у нее крупную сумму денег, например.
А это в пятнадцать лет позволено? Впрочем, Галина Петровна — психоаналитик, а не юрист.
— Я не подписывала ничего, кроме бумаг за квартиру. Но если б она тогда попросила что-то подписать — я бы согласилась на всё.
— Понимаю. Относительно услуг — я правильно тебя поняла?
А можно понять как-то иначе? Зорка — крутой спец или еще кто? Что у нее в шестнадцать лет может быть — кроме смазливого лица и тела?
Впрочем, может, у других и бывает. Это только Зорка — малолетняя провинциальная идиотка.
— Наверное. Сначала я думала, всё будет хуже. Что клиентов будет много.
— А их — мало?
Не шокирована. Даже брезгливости на лице нет. Или настолько хорошо скрывает?
Но теперь этот визит для Зорки — точно последний.
— Пока — один. И с тем еще до дела не дошло… Следующие будут потом — пообещала тетя. Это мой одноклассник Андрей. Он немного старше меня: я — шестилетка, он — второгодник. Но следующим на очереди стоит его папаша, а ему под пятьдесят. Андрея я хоть могу контролировать… Сначала я вообще решила, что моя тетушка — лесбиянка. И была вполне к этому готова. Я вас шокировала?
— Не совсем.
К ней тут, наверное, такие ходят… Просто эти «такие» — наверняка взрослые. И их презирают меньше. За равное преступление детей вообще принято судить строже. Наверное, потому что они обязаны быть умнее и сильнее взрослых, а с годами люди имеют право и поглупеть.