А вот и остановка. И…
Шум в ушах заглушил последние слова Зорины. Глухой, вязкий, душный.
Да нет, показалось. Не может такого быть! Невозможно…
Ладно, курток таких много. Но вязаная шапочка… Рукодельница Валя сама ее вязала. Еще смеялась — штучная работа, ни у кого больше нет… Валентина ведь с детства увлекалась всем таким. Шитье, вязание — крючком и спицами, вышивка — крестиком и гладью, макраме, бисероплетение. Даже выжигание по дереву.
Весь дом — в ее кашпо и панно.
Похожая на его жену девушка обернулась. И Борис, сам не зная, зачем, — нырнул за киоск.
А Валентина — да, именно она! — быстро поцеловала своего спутника. Рослого, красивого парня. В стильном… как это говорят… «прикиде»! И нырнула в такси.
А дома с детьми — наверняка теща. Сама небось и вызвалась — ради такого-то случая. Обычно ведь не допросишься. Дела у нее. Телефонная болтовня с подругами, сериалы, сплетни.
А красивая они пара…
Борис молча развернулся и побрел прочь. Один. Разом сгорбившись.
— Что случилось? Эй, вы меня слышите? С вами всё в порядке?
Зорина, оказывается, идет рядом. Ни на шаг не отстает. Тоже красивая… но иначе.
Валя, она… самобытная. Всегда была такой. Необычная.
А Зорина — круто упакованная под «дольче Гебана». «Я иду такая вся…» И так ли уж жалеет о прежней жизни? Тетя ведь ее как куколку разодела. С иголочки. А много ли в таком возрасте надо — для полной смены системы ценностей?
А Борис рядом с подобной девушкой, наверное, вообще идиотом смотрится. Он и рядом с женой-то…
В старых очках, сутулый. Когда в последний раз в спортзале был — сам не помнит. В студенчестве еще. И отнюдь не на последних курсах. Тогда он уже прирабатывал — некогда было. Да и сил уже не оставалось. Работа — спорт бедняка.
И одет Борис как… как всегда.
Валя прежде говорила, что он «милый и трогательный». Прежде. В другую эпоху. Когда небо было ярче, и жизнь казалась счастливой. Когда еще верилось в будущее. Счастливее, чем у родителей. И своих, и ее.
— Случилась моя жена… — бесцветно проговорил Борис. — Моя жена… которая, оказывается, мне изменяет. И, наверное, уже давно.
— Вы меня, конечно, простите, но на этой остановке никто не занимался сексом. И даже взасос не целовался.
— Это иногда и не нужно… Я и так понял.
— Вы ничего не поняли! — прошипела Зорина. — Вы просто увидели, как она с кем-то разговаривает. И больше ничего. Ни-че-го.
— Не с кем-то, а с мужчиной.
— А если бы с женщиной, то ничего страшного? Я бы на вашем месте не была так уж уверена. Однополых отношений никто не отменял. «Секшн революшн» и всё такое.
— Она изменяет мне. Сейчас я понимаю — можно было догадаться и раньше…
— И всё же — может, сначала спросите у нее прямо, а? — Зора резко загородила ему дорогу.
— А если она скажет: да? — разозлился он.
Ему всё равно Зорину даже не обойти. Она наверняка — быстрее и сильнее. И уж точно — наглее. Такую только танком остановишь.
— А что вы теряете? Вы же и так думаете, что да. Вы уже успели ощутить себя брошенным.
— И всё же? Если — да?
— Если «да» — спросите, почему? Вдруг ответит? Честно.
— Что? Что тут можно ответить?! — Кажется, он сейчас заорет. Впервые за много лет. А то и вообще — впервые.
Хватит! Хватит с него упреков жены, придуманной любви, копеечной зарплаты и злобной тещи. Не хватало еще вздумавшей учить его жизни малолетки!
— Мало ли, по какой причине люди наставляют друг другу рога. Минутная слабость, быт заел. Измените ей сами — если станет с того легче. Но не теряйте вот так просто близкого человека. И не устраивайте собственным детям неблагополучную семью.
Кто другой уже много что ответил бы Зорине… Кто другой — кому жена не изменит никогда. И теща обожает. Всем подругам перехвасталась его подарками. Пусть завидуют. И едят поедом собственных нищих зятьев!
— Значит — вы, Зорина, простили бы? — подчеркнуто вежливо процедил Борис.
— По ситуации, — пожала она точеными плечиками. — Если б любила — наверное, простила бы. Когда любишь — подобная ерунда ничего не меняет. Чувства остаются прежними.
Да ни к чему ее Мишка не принуждал. Для такой лечь в постель — что стакан воды выпить.
— Мне не так хорошо известна разница. Извините…
— Не за что. Я — то, что я есть. Кстати, это не отменяет того, что ваш друг все-таки пытался меня изнасиловать.
Девчонка мысли читает, что ли?
— А я уже начинаю сомневаться… — вырвалось у Бориса.
И, наверное, зря. Она ведь и ударить может. Запросто. Тоже — как стакан воды…
Зорина усмехнулась. Как-то… по-волчьи. Люди такими не бывают. Даже Миха — при всей его похвальбе. Во всех его «молодецких подвигах» — вранья девять десятых. Если не больше.
— Женщина может быть кем угодно — хоть уличной проституткой. Но если она говорит «нет» — это всё равно изнасилование. И даже проституткам нравятся не все. А банальную физическую измену я не простила бы только в одном случае — если б искала повод послать кого-то подальше.
Шум в ушах испарился окончательно. Теперь всё вокруг наоборот — до боли ясно и отчетливо.
— Значит, поговорить с Валентиной? — невесело выговорил Борис.
— Как хотите.
Все-таки они выросли в разной среде. У Бориса и всех его друзей (даже у Мишки) было благополучное детство. Благополучные друзья по улице, нормальная школа. А неблагополучные так никогда от своего прошлого и не отмываются. И судят о других исключительно по себе и своим знакомым.
Там принято плевать на чужие измены. Жить «ради детей». Самим ходить налево при каждом удобном случае.
Но ему-то что теперь делать? Ведь в одном Зорина права. Если он не спросит у Вали напрямую — значит, просто уже смирился с тем, что потерял ее навсегда. Без тени борьбы.