В моем кошмаре было подземелье. Древнее, затхлое. Даже во сне я ощущала влажный спертый воздух, пропитанный плесенью не одну сотню лет. Вековые холодные стены давили со всех сторон, расходились множеством лабиринтов. Но я упорно шла, ведомая ниточкой запаха. Тонкой и прерывистой, грозящей вот-вот исчезнуть и похоронить меня в этой путанице темных туннелей.
В первый раз я и проснулась от того, что нить оборвалась, оставляя меня в темноте мрачного подземелья.
Но вновь наступила ночь, и… я вновь бегу под тяжелыми сводами стен зловещего лабиринта, боясь не успеть. И лишь мысль «не опоздать» гонит меня вперед, заталкивая животный липкий страх как можно глубже.
Только на третий раз я понимаю, что бегу не я.
Ведь не может у меня быть внутреннего зверя и команды, что, знаю, идет по моим следам?
Егор.
Это его эмоции безотчетного страха потерять самое дорогое…
Еще через день наконец-то вдали словно из преисподней, слышатся неясные глухие голоса. Они звучат так, словно говорят, зажав рот руками, перемежая слова длинным шипением. В эмоциях Егора вспыхивает нетерпение и… надежда. Но еще раньше со всех сторон начинает доноситься шелест. Словно по сотне лабиринтов одновременно несут, волоча по камням, по земле, что-то большое и тяжелое. Что-то что заставляет зверя Егора инстинктивно замирать и скалить зубы.
На шестую ночь лабиринт заканчивается огромной подземной залой. И это уже не подземелье. Это пещера. Заглянув в которую, я просыпаюсь с криком, чувствуя, как на голове шевелятся волосы.
В тот день я не хочу ложиться спать. Все светлое время суток я нагружаю себя работой. Лишь бы… Лишь бы чем-то занять мысли, чтобы не вспоминать чертов кошмар, преследующий меня уже неделю.
Я не сплю всю ночь.
Но под вечер следующих суток засыпаю прямо за столом.
И вновь… вновь вижу огромную пещеру, заполненную гигантскими змеями. Сегодня я замечаю, что большая часть змей имеет человеческое тело. И лишь после пояса, таз переходит в змеиный хвост, нереальных размеров. Наги! — кривится Егор. Они не все еще здесь. Многие только вползают из великого множества круглых отверстий, примыкающих к пещере. Причем выползают они змеями и только в зале принимают облик получеловека.
Все это фиксирует мой мозг. А вот Егор видит главное. Противостояние брата и огромного змея, что по своим габаритам в несколько раз превосходит всех остальных нагов, выползающих из своих щелей. Игорь стоит посреди некого подобия арены, и держит в вытянутой руке сосуд. В стеклянной глубине которого клубится туман. «Живая магия»! — восхищенно восклицает Егор в моем сне, но мне это ни о чем не говорит. И я продолжаю смотреть туда, где наг и Игорь о чем-то говорят, спорят. Но звук до меня не доходит. Я смотрю лишь на тело женщины, опутанное огромными змеиными кольцами. Наг шипит, высокомерно и снисходительно поглядывая на Игоря. И не выпуская при этом из переплетающихся колец своего хвоста, хрупкого женского тела. Моего тела.
Я застреваю на этом мгновении на несколько ночей. Каждый раз просыпаясь в холодном поту от ощущения мягкого метала, скользящего по обнаженной коже. И каждый раз иду в душ, чтобы с остервенением стереть с тела чувство скользящего по коже змеиного хвоста.
Но в одну из ночей кошмар продолжился.
Что-то неуловимо меняется в атмосфере пещеры. Она сгущается, становясь осязаемой. И кажется само время замедляется, чтобы тут же выстрелить, словно высвободившаяся пружина. Миг. И Игорь выбрасывает руку с сосудом. Стекло бьется об каменные плиты пещеры, разлетаясь на сотни осколков, высвобождая туманный вихрь, в мгновение ока заполонивший огромный зал. Наги по всей пещере начинают падать, будто подкошенные. Но не их царь, уже стискивающий плечо Игоря огромными клыками, наполненными черным ядом. Но и про свою пленницу наг не забывает. Сильным ударом хвоста он выкидывает ее в один из ходов, за черту токсичного тумана. Туда, где по счастливой случайности меня ждут руки оборотня, поймавшего драгоценную ношу. Меньше мгновения нужно Егору, чтобы развернуться и броситься прочь из смертоносной ловушки. Но и этих долей секунды мне хватает, чтобы запечатлеть в памяти два взгляда. Прощальный, полный невысказанной тоски взгляд Игоря. И жадный, ревнивый взгляд змея, потерявшего неоцененную еще игрушку.
Заснуть у меня уже не вышло.
От кошмара ком стоял в горле и тряслись руки. В остальные ночи я старалась не выходить из комнаты, не хотелось прерывать чуткий сон Елизаветы Петровны. Но в ту ночь решила сходить на кухню. У Петровны должен быть успокоительный сбор. Проще было бы валерьянку, но не держали хозяева в доме лекарства. Меня еще трясло, когда я ставила на плиту чайник. Пока он закипал, стояла, обхватив себя за плечи и невидящим взглядом смотрела в окно. Где-то там над лесом уже начинался новый день. Летом рано светает. Вот только ощущение было, что я наоборот погружаюсь в темноту.
— Женечка, а ты чего в такую рань то? — неожиданный голос Петровны заставил вздрогнуть. Все-таки разбудила!
— Извините, Елизавета Петровна, не спится. — ответила я, боясь повернуться.
— Женечка, Женечка! — старушка подошла поближе и тихо положила руку мне на плечо. От этой руки исходило тепло, согревая и прогоняя панический холод, поселившийся внутри. — Неужели тебе не говорили, что не хорошо обманывать старых людей? Ты думаешь я не вижу, что ты себя поедом ешь? Или не слышу, как кричишь по ночам в своей комнате? Ты ж знаешь, сплю я чутко.
— Знаю.
— Ну так что тебя гложет, девонька? Ты ж расскажи, оно всяко легче станет. А то и Егор вроде каждый день звонит, отчитывается. А на тебе все лица нет. В гроб иной раз и то краше кладут.
Да Егор звонил. Каждый день ровно в десять. И с каждым днем мне было все труднее делать вид, что ничего не происходит.
Петровна слегка потянула меня за плечо и мне ничего не оставалось, как повернуть к ней мокрое от слез лицо.
— Женя, что случилось?
Ее вопрос прорвал плотину.
Я рассказала всё.
Когда мои слова закончились, она надолго замолчала. Может быть стоило встревожиться. Но мне наоборот стало легче. Словно скинула душивший меня груз. А ведь и правда скинула. Мы так и сидели молча рядом на стульях, не замечая, что чайник давно уже кипит.
— Жень, ты пирожки лепить умеешь? — спросила меня Петровна, вставая и выключая чайник.
— Пирожки!? — до меня с трудом доходило причем здесь…
— Ну, да! — старушка как ни в чем ни бывало достала с полки успокаивающий сбор и засыпала в фарфоровый заварник. — Я вчера опары наставила полведра, одна не справлюсь. Ну так как, поможешь? — при этом Петровна хитро посмотрела на меня.
И вот эта хитринка в глазах старой ведьмы прошлась по сердцу бальзамом.
Все у нас будет хорошо!
— Конечно, помогу! — улыбнулась я.
Глава 12
— Господин Бутурлин? — раздался в трубке незнакомый голос.
— Да это я.
— Мне настоятельно просил Вам помочь наш общий знакомый — Александр Бестужев…
— Алихан Амирович? — обрадовался я.
— Да.
Встречи с Главой безопасности одной непростой ведьмы я добивался уже пару дней.
Прошло больше недели как я прибыл в Москву, а я так и не смог сдвинуться с мертвой точки. Брат словно сквозь землю провалился. Я поднимал все свои связи среди людей, оборотней, даже к вампирам сунулся, по старой дружбе. Но все было без толку!
Обратиться к Сулейменову — безопаснику второй по величине ведьме нашей страны, мне посоветовал Виктор Липковский — не последний волк в Восточной стае.
— Попробуй выйти на Главу безопасности Морозовой, — дал он совет пару дней назад, — если кто-то и сможет тебе помочь, так это Алихан. У него связи не только по оборотням, но и вообще.
Что «вообще» было понятно по широкому Витькиному жесту.
— У меня правда на него выхода нет. Но ты, кажется, на короткой ноге с Бестужевскими? А они дружат семьями.