— Погоди-погоди, как это ты? — почему-то Мишка быстро глянул на мать, а не на меня.
— Ну вот так. Смотри, у меня до сих пор руки трясутся!
— Дай-ка сюда, — кузен отобрал сотовый и проверил номер, с которого звонили на материнский телефон. — Твой. Узнаю, какая сволочь стащила, накостыляю по шее! — Михай говорил нарочито громко, чтобы в соседней комнате услышал его младший брат Гоша.
— Тёть Тань, вы идите спать, всё нормально! — на растерянную женщину было жалко смотреть.
— Сынок, и правда пойду я, поздно, пустырничка мне накапай как обычно, ладно?
— Да мамуль, бегу!
Мы с Михаем переглянулись, он отправился на кухню за аптечкой и водой, а я сунула ноги в обрезанные по щиколотку растоптанные валенки, накинула телогрейку, вытянула из Мишкиной пачки две сигареты и вышла на крыльцо.
Кто бы не разыграл меня этим вечером, пожалеет. Такое я не спускаю ни врагам, ни уже тем более друзьям. Зажигалка никак не хотела работать, повышая градус раздражения.
— Как она? — спросила я двоюродного брата, вышедшего следом.
— Вроде легла.
— У тебя жига не работает.
— Спички есть.
Мы закурили, пряча огонек от ветра.
— Как думаешь, кто это?
— Не знаю, Миха, но я его прибью.
— В очередь вставай после меня. Мать напугали, уроды. Ты же понимаешь, что подделать номер Гошка не мог?
— Да понятно, что это дяди-тёти повзрослее. Вот только зачем?
— А не бывший твой резвится?
— Нет, у него для таких дел ширинка слишком короткая.
— Жень…
— А?
— Тебе бы замуж, а ты как мужик — куришь, ругаешься, из штанов вон не вылезаешь.
— Мне так удобнее. Давай не будем.
— Будем-будем. У меня для тебя и кандидатура есть!
— Жених из Кленового стана? Я тебя умоляю!
— Продолжишь зубоскалить, тумака дам!
— Это насилие! Надеюсь, не пастух?
— Обижа-а-а-ешь! Бизнесмен!
— Ну, тогда я перед встречей обязательно побрею ноги!
— Жень!
— Ладно, ладно, ладно! И не нужно так орать!
— Волчица ты, Женька! Поэтому мужики к тебе и не подходят.
Глава 5. Горячие эмоции
— Постой! — мой защитник выставил вперёд руки, но примирительно-успокоительный жест не возымел никакого действия. Рванув ворот верхней одежды, похожей на дублёнку оверсайз, Малуша глубоко вздохнула и принялась наскакивать с яростью того самого петуха, которого взбешенная поведением злой птицы тётя Таня пустила на бульон.
— Изведу! — вопила психически нестабильная дамочка, — Попорчу! Своё не дам!
Её не прекращающиеся попытки схватить меня за волосы изрядно утомили, я вышла из-за спасительной спины и молниеносным апперкотом — спасибо, Михай! — уложила гостью на пол. Этот боксёрский удар кузен показал, когда понял, что дзюдоиста из меня не получится, а силу для единичного мощного выпада я наскрести сумею.
Бедная Малуша упала с эпичным грохотом, но Волче не торопился поднимать на ноги или как-то реанимировать предполагаемую возлюбленную. Опершись руками о колени, он нагнулся, рассматривая лежащую на полу женщину.
— Знатно бьёшься, будто и не девка вовсе.
— Приходится, знаешь ли. Брат научил.
— Зна-а-а-тно. Зашибла руку-то?
— Неа.
С некоторой медлительностью хозяин зажег свечу с помощью странной приспособы, определение которой я дать пока не могла, и осветил лицо уже приходящей в себя Малуши. Теперь можно было рассмотреть ту, что ревновала к пещерному человеку. Девушка была очень даже ничего, она еще не открыла глаз, но и без того понятно, что на полочке в ее доме стоит приз за самую красивую форму губ, бровей и вообще всего, включая выдающуюся грудь.
— М-м-м, — застонала моя спарринг-партнёрша и, опираясь на подставленную руку Волче, села.
С некоторым раскаянием я наблюдала, как меняла цвет одна из её щек, как опухала.
— Прости, но ты сама напросилась!
— Смолкни, сорока! — Волче старательно перекрывал нам доступ другу к другу. — Ну-ка, подымись-ка.
— Моченьки нету, — обессилено прижавшись лбом к мужскому плечу, Малуша весьма выразительно зыркнула глазами. Намёк был понят, и я ретировалась в тёмный угол комнаты, наблюдая оттуда, как бережно хозяин сажает красотку на лавку, как утирает ей слёзы и выступившую на губах кровь, как выводит во двор, с силой захлопнув дверь. Ну и правильно, напустили морозу, как теперь согреться?
Снова залезть на печку удалось не сразу; мех еще хранил тепло, а организм требовал отдыха, и я малодушно уснула, оставив все размышления на завтра.
А завтра началось с температуры. Едва раскрыв глаза, я поняла, что бесследно для моего организма приключения не прошли. Озноб, казалось, усиливался с каждым движением, и приступ ипохондрии был вполне ожидаем. Бешенство, воспаление лёгких, столбняк и отравление — для всех этих паталогических состояний у меня находились явные симптомы.
— Эй! — хрипела я с печки, — Эй! Мне в больницу нужно срочно! Прекращайте свой балаган, вызывайте эмчээсников, слышишь? Где у вас тут камеры? В какую говорить?
— Чего голосишь, богатырка? — откуда-то из полутьмы выплыло лицо Волче.
— Пожалуйста, отвезите меня к врачу, мне плохо очень! Очень!
— Застудилась... — многозначительно заметил хозяин и пропал из зоны видимости.
Голова наполнялась жаром и гулом. Свернувшись калачиком под одеялом, чувствовала, как всё больше нагревается растопленная печь или это моё тело било температурные рекорды.
— Пожалуйста, — попыталась я ещё раз, но потом глаза закрылись, и меня понесло по волнам обрывочных сновидений...
— В баню с нами пойдёшь?
— А что, мы прямо все голые будем?
— Жень...
— Эх, а счастье был так возможно, — хохотнула я и запустила в Михая диванной подушкой, которую он легко поймал и водрузил на место. — Пойду, но предупреди там своих — никаких вольностей!
— Замётано! — кивнул кузен и продолжил говорить по телефону: — Идёт. Только предупреди там мужиков, что она у меня психическая, чуть что — кусается.
— Попей, попей, — знакомый голос звучал как сквозь вату. Было невыносимо душно и... мокро?!
— Эка ты девку-то... Эх, Волче, Волче! — еще один говоривший, я чувствовала это, низко склонился над моим лицом, — Мни ей спину-то, с бока на бок перекидывай, а мне продыхнуть надобно, жар здесь сильный.
Запахи и звуки теперь уже со всей ясностью говорили о том, что я в бане, раздета и натираема какой-то вязкой гадостью. Во рту стойкий вкус смородины, а по голой спине деловито скользят сильные руки.
— Сестрёнка моя двоюродная — Евгения! Прошу люби…, — тут Михай споткнулся и тут же перефразировал: — беречь и защищать!
— Ого, — протянул высокий блондин, — а чего раньше не показывал?
— А он показывал, только вы не смотрели! С детства каждое лето набираюсь здоровья в вашей деревне.
— Так сейчас не лето же — зима! — хохотнул перекачанный брюнет.
— Так и я не девочка! — божественный запах трав витал в воздухе простороной парной, но не от этого плавилось моё удовлетворённое сердце.
Все пятеро мужиков в этой большой бане, выстроенной Михаем на овражистой границе с другим участком, смотрели только на меня. Кузен с тревогой и сожалением, а другие, роняя слюну на горячий деревянный пол. Да-да, мальчики, над телом я тружусь неустанно и с серьёзными финансовыми вливаниями. Плаваю, бегаю, тягаю железки, кручу педальки велосипеда. Любуйтесь, раз уж подфартило.
Купальник хранился на моей личной полке во вместительном тёткином шкафу, как и несколько футболок, штанов и толстовок — стратегический запас на случай внезапного приезда. И сейчас небольшие кусочки ткани будили мужское воображение, а мне нравилось производить этот горячительный эффект.
Жаркий влажный воздух вытапливал из кожи следы большого, загазованного напрочь города, и я физически чувствовала, как грязь стекает и с души. Хорошо!