– Обалдеть! – поразился Вдовцов.
Арбузов был более сдержан. Он ничего не говорил, только сидел, облокотившись на деревянную спинку переднего стула, и внимательно смотрел на Черноситова.
– Для вашего сведения… Изнасилование – прокурорская статья. То есть расследованием этого преступления занимается прокуратура, а сотрудники милиции, и в частности, уголовного розыска, только собирают предварительные данные и доказательства. Потерпевшую в сопровождении родителей отвезли на судмедэкспертизу. Судмедэкспертиза зафиксировала вещественные доказательства, какие именно, я деликатно промолчу, а вы, я думаю, догадались сами… В понедельник утром… потерпевшая с родителями… пришла на прием к начальнику военного училища… и изложили обстоятельства вчерашнего дня…
Потом эту девицу в сопровождении сотрудников милиции, ее родителей… заместитель начальника училища по воспитательной работе водил по ротам. И наконец ее привели к нам в роту… И она опознала четырех своих вчерашних «насильников»… Итог, – сообщу вам сразу, – их не посадили…
Вдовцов вздохнул с облегчением.
– Но… из училища, не смотря на то, что эти курсанты хорошо учились, некоторые из них были отличниками боевой и физической подготовки, из училища они были… исключены, – Черноситов говорил четкими, рубленными фразами. – А для того, чтоб родители «потерпевшей» забрали заявление из милиции, родители курсантов были вынуждены заплатить кругленькую сумму. На эти деньги эта девица купила себе новенькую «девятку» и преспокойненько разъезжала на ней по городу.
– Так ей что… это всё сошло с рук? – поднимаясь, выкрикнул возмущенный Стецко.
– Можно сказать так, но не совсем…
Черноситов, выждав, когда в клубе замолкнет шум, спокойно сообщил:
– Через три года… неизвестными лицами эта девица была жестоко избита… а «девятка» сожжена.
– Так ей и надо, сучке! – крикнул Арбузов.
– Правильно!
– Верна! – шумели солдаты.
Черноситов захлопал в ладоши, давая понять, что он требует внимания и тишины.
Разговоры быстро смолкли.
– Так вот… к чему я вам рассказывал эту историю? Прежде чем, что-либо делать… тысячу раз подумайте… Подумайте… О последствиях подумайте… Отдавайте отчет своим словам, действиям и поступкам… Вопросы есть?
– А кто же её избил? – подняв длинную руку, спросил Вдовцов.
– Об этом история умалчивает, – скупо улыбнулся Черноситов.
– Ясен пень, что они, эти пацаны, это и сделали, – поделился своим мнением Арбузов.
– Еще вопросы есть?
Вопросов больше не было.
– Тогда, равняйсь! Смирно! – скомандовал Черноситов, вытянувшись в струнку. – Вольно!
Солдаты выходили из клуба возбужденные.
С грохотом сбегая по скрипучей деревянной лестнице, говорили:
– Так ей суке и надо! Деньжат захотела лёгких срубить. «Девятину» на халявку захотела…
– Да, нынче бабенки весьма прагматичные пошли, – неторопливо спускаясь, говорил сержант Ржавин земляку младшему сержанту Сагалову. – У нас во дворе подобный случай был… Только бабу ту никто не избивал и машину ей не жег. Но лохов она на бабло развела. И бабло нехеровое…
– Весь мир – дерьмо, все бабы – мрази, – злобно сказал Куриленко.
Ржавин, выразительно посмотрев на него, сказал:
– Ну, допустим, я свою мать мразью не считаю….
Куриленко, поняв, что он спорол чушь, поспешил оправдаться, но Ржавин, грубо перебив его, сурово заметил:
– Тебе, я вижу, лекция на пользу совершенно не пошла. Черноситов ясно говорил, чтоб ты, прежде всего, чтоб что-либо сказать или сделать, отдавал отчет своим словам и действиям. Поэтому, кто говорит эту мерзкую поговорку, которую только что сказал ты, сам является дерьмом.
– Алё, слышь, ты что припух? – обиженно воскликнул Рыжий.
– Слышь, ты базар фильтруй! – схватив за воротник, сказал Ржавин.
Куриленко, хватая сослуживца за руки, попытался их вывернуть, но ему не дали.
Распетушившихся солдат растащили в стороны.
Сагалов, перехватив за талию сержанта Ржавин, кричал:
– Серега, успокойся! Все нормально. Успокойся. Не хватало нам еще между своим призывом грызться.
Ким и Стецко держали рвавшегося Рыжего.
За этим всем испуганно, но с любопытством наблюдали «гуси».
– Чего вылупились? – крикнул Куриленко, вырываясь из рук сослуживцев.
Освободившись, он подскочил к Вербину и засветил ему в ухо. Ударил в грудь Арбузова. Отвесил подзатыльника Дробышеву.
– А ну вперёд, шагом марш!
И «гуси» торопливо побежали по лестнице.
Но уже на ужине Ржавин и Рыжий сидели, как ни в чем не бывало, за одним столом.
Никто из них не думал извинятся, но каждый в душе понимал, что им друг с другом ссорится нет смысла.
* * *
В одно из воскресений по приглашению старшего лейтенанта Снигура часть посетил священник униатской церкви отец Анастасий.
Как обычно личный состав собрали в клубе.
Священник, высокий пожилой мужчина, с круглым пузом, в черной рясе, прочел солдатам проповедь, а потом, поглаживая куцую седоватую бороденку, предложил всем желающим исповедоваться.
Желающих исповедоваться оказалось десятка три. Солдаты выстроились в очередь и потекли к отцу Анастасию.
Священник стоял в углу, недалеко от пустовавшей трибуны. А перед ним, опускались на колени и склоняли голову под епитрахиль исповедники.
Дробышев стоял в стороне и смотрел на всё равнодушно. Он считал себя атеистом и был невежествен в вопросах веры.
Он видел, как, боязливо поглядывая на священника, стоял, дожидаясь своей очереди Сидор, как, дождавшись, опустился на колени, склонив голов, о чем-то сокрушенно рассказывал и спрашивал совета, а священник, шепнув ему что-то на ухо, покрыл его голову выцветшей золотисто-желтой епитрахилью, прочитав разрешительную молитву, перекрестил голову. Сидор поднялся, подошёл к столу, на котором лежали Евангелие и Крест, поцеловал их и отошёл в сторону. Лицо его в эти мгновения было необычайно светло, а на губах играла тихая, счастливая улыбка.
Сергей заметил, как очередь пристроились Вдовцов и Вербин.
Червячок сомнения зашевелился в его сердце. «А не стать ли мне тоже? – подумал Дробышев, глядя на сослуживцев. – Но о чем я буду говорить? Я не знаю, в чем я грешен?»
Он стоял и раздумывал, а очередь между тем двигалась.
Арбузов стоял в компании с Бардовским, Буреломовым и Стифом. Он, показывая пальцем на Вдовцова, насмешливо говорил:
– Глядите, Вдова и Вербой покаяться решили. Великие грешники!
Заметив на себе осуждающий взгляд Дробышева, Арбузов насмешливо сказал:
– Дробь, чего смотришь, становись и кайся.
После этих слов желание стать на исповедь как рукой сняло.
Арбузов, видя счастливое лицо Сидора, негромко крикнул ему:
– Сидор, ну теперь ты святой. Тебя хоть прям сейчас в рай впускай! Того и глядишь – из-за плечей крылья вырастут!
– Он щас взлетит! – насмешливо сказал Бардо.
Сидор помрачнел. Лицо его озлобилось.
Он подошёл к Арбузову, сказал:
– Що в тэбэ за звычка дурна? Взяты людям та вэсь настрий изгадиты?
Арбузов радостно заметил:
– А я такой вот!
Глава 25
Капитан Немоляев в очередной раз заступил дежурным по части. Обычно в месяц у него выходило около пяти нарядов.
В силу своего мировоззрения и обострённого чувства социальной ответственности он воспринимал жизнь как постоянную борьбу. После участия в Афганской войне и полученного на ней лёгкого ранения и в особенности после развала Советского Союза он, капитан Немоляев, коммунист по убеждениям, считал себя лично повинным в крушении Советского государства. Он чувствовал за собой моральную вину в том, что он не остался верен Военной Присяге. Он присягал на верность Союзу Советских Социалистических Республик, а это государство погибло у него на глазах. При полном малодушном молчании Армии.