Он стал медленно расстёгивать пуговки на её белом халатике, а губами нежно прикоснулся к её горячей шее…
Он ушёл он неё минут через сорок, довольный и счастливый, на прощанье крепко, на глазах у всех, поцеловавшись с ней взасос.
На крыльце, у входа в казарму, встретил курящего Сидора.
– Здорово, Сидор! На Дембель ухожу! Дай пять.
Ржавин дружески потрепал за плечо «гуся» из 1 ТР.
– Давай, брат, счастливо тебе отслужить. А ты, признаться, Сидор… талант. На сорок пять секунд лучше всех в БАТО отъезжаешь. Тебе в кино сниматься надо… на комических ролях… Станешь вторым Краморовым… или Пьер Ришаром…
– Лучше, пэршим Сидором, – широко улыбнулся Сидор.
– Это верно. Каждый должен иметь своё лицо. Ну, давай, не держи на меня зла…
Ржавин поднялся к дежурному по части. Сегодня выпала смена командира ГСМ капитана Лукьянов.
– Всё, товарищ капитан, оттарабанил я свой полторашник. Теперь гражданский человек.
– Ну и как ощущения? – Лукьянов тепло улыбался. Радостное настроение Ржавин моментально передалось ему.
– Непередаваемо! Быть может, подобное испытывает зек, выходящий на свободу.
– Я думаю, зек в эти мгновения ощущает вкус свободы сильнее, чем ты…
– Согласен. Зэком никогда не был и не собираюсь. Но и я её ощущаю. Каждой клеточкой тела! Свобода. Воздух свободы…
– Чем заниматься думаешь?
– В Университет первым делом поступлю. А потом… там будет видно. Может быть, на дочке Кучмы женюсь.
– А у него разве есть дочь?
– Не знаю. Лично мне глубоко по барабану. Если у него даже нет, то у одного из его заместителей и помощников, наверняка, есть. Главное, охомутать её, а там уже дело техники…
– Ну, удачи тебе, коли так.
Капитан Лукьянов тепло и крепко пожал дембелю руку.
Ржавин поднялся в родной кубрик. Там его уже заждался Рудый.
Они вышли в коридор БАТО в сопровождении всей роты.
– Батальон смирно! – проорал дневальный с «тумбочки».
И дежурный по роте чётким строевым подошёл к Ржавин и Рудому и, приложив руку, к виску, сказал:
– Уважаемые дембеля Украинской Авиации, счастливого вам пути… Много не пейте и, если встретите женщин, предохраняйтесь!
У входа стоял высокий и худой младший сержант Лебедько. Он обнял Ржавин.
– Давай, брат! Счастливо!.
На КПП прощалась вся рота и несколько солдат из других подразделений. Каждый солдат подходил, обнимал дембелей, жал руку.
Ржавин со слезами радости на глазах сказал:
– Гуси – Арбуз, Вдова, Бэбик, Дробь, не держите на меня злобу! Может быть, я не всегда был справедлив к вам. Может быть, кого-то обидел. Не вините меня. Жизнь – штука сложная. Сегодня мой праздник, а завтра будет ваш! Вы тоже через полгода станете дедами, у вас будут свои шнэксы. Вы отыграетесь на них. Прошу вас только об одном… никогда не теряйте головы… Не теряйте чувство меры. Никогда не доводите человека до белого каления! Дедовщина неискоренима, но она должна быть в разумных пределах. Удачи вам! Счастья! И скорого Дембеля! Прощайте, братва!
Ржавин и Рудый скрылись за железными воротами КПП, а солдаты со слезами радости за своих сослуживцев вернулись в казарму.
…РМО сегодня опять гуляло. «Гуси» снова бегали к тетё Ане за водкой. Куриленко с Кимом после отбоя разливали водку по кружкам. Когда вся водка закончилась и делать было нечего, Куриленко предложил:
– Деды, а давайте-ка наших гусей переведём в черепа?
Стецько с Кимом его охотно поддержали.
Первым позвали Арбузова.
Он подошёл к Рыжему и, зажав в зубах полотенце, нагнувшись, встал у его кровати. Куриленко, взяв ремень, стал несильно бить Арбузова по обеим ягодицам. Всего он нанёс Арбузову двенадцать ударов. Последний – двенадцатый – врезал от души. Арбузов дёрнулся от боли, схватился за пылающую ягодицу, но стерпел и не закричал.
Эту же «процедуру» проделали над ним Стецько и Ким.
Дальше была очередь Вдовцова, Дробышева и Вербина.
…Дробышев лежал в койке на животе. Задница пылала огнём. Но он был счастлив. Теперь он был «череп».
Глава 27
Как-то после ужина в кубрик РМО зашёл ответственный по батальону, старший лейтенант Шубин и велел сержантам назначить на ночь одного солдата дежурным по котельной.
После увольнения Ржавин, в РМО теперь было два новых младших сержанта – Штырба и Найда.
– Хто хоче? – спросил Штырба.
Дробышеву было любопытно, и он добровольно вызвался в этот наряд. К тому же он использовал любой повод, чтобы находиться подальше от Куриленко.
Здание котельной находилось рядом, в двадцати метрах, от выхода из казармы. Дробышев, в шинели и шапке, зашёл туда. Здесь было очень жарко. По утрам солдаты забегали сюда покурить, когда их выгоняли на зарядку, и прятались тут от дежурного по части, если он выходил на улицу проконтролировать их.
Дробышев прошёл, вдоль трёх огромных котлов, массы труб и приборов, и зашёл в жарко натопленную комнатушку котельщиков, скинул шинель и шапку.
Котельщиками были гражданские. Сегодня выпала смена дяди Славика. Это был высокий мужчина лет сорока, с широкоскулым лицом, длинным подбородком и с пышной, кудрявой шевелюрой.
Дядя Славик объяснил, в чём заключалась суть дежурства Дробышева.
Комнатушка соединялась с основным помещением котельной металлическим мостиком с высокими перилами, грубо сваренными из кусков арматур. Тянувшаяся под мостиком водопроводная труба на стыках, в нескольких местах, дала течь. Из трубы сочилась горячая вода и лилась в глубокий квадратный колодец. Задача Дробышева заключалась в том, чтобы каждый час ведром, привязанным к перилам мостика длинной, метров в шесть, верёвкой, вычерпывать из колодца воду и выливать её в бак.
Дробышев разделся до нательной рубахи. Вычерпав двадцать ведёр воды, зашёл передохнуть. По щекам его и по шее катился едкий, солёный пот.
Дядя Славик, указав на стол, где лежал кусок жирного розовато-белого сала, буханка хлеба, и две луковицы, гостеприимно предложил:
– Угощайся.
Дробышев, поблагодарив, с большим удовольствием уписал три куска сала.
После чего, спросив разрешения у дяди Славика, сходил в душ.
В котельной был свой душ. Здесь мылись котельщики, сантехники, гражданские мужики и изредка «деды».
Помывшись в душе, Дробышев почувствовал себя свежее и бодрее. Только было очень неприятно наматывать на чистые ноги грязные портянки.
Сергей вернулся к котельщику.
Они разговорились.
Дробышев уже через пятнадцать минут понял, что дядя Славик – большой чудак. Несмотря на свои сорок прожитых лет, он был очень наивен. Котельщик предлагал солдату купить акции финансовой пирамиды, в которую он недавно вошёл.
– Колы я набэру десять акционэрив, а воны в свою чергу – кожен по дэсять, тоди я пиднимлюсь на другу ступэнь. А ты будешь на трэтьей, и ты будешь получаты гроши. Я так розумию, що цэ дуже выгидно. Дывысь сам…
Дробышев равнодушно слушал доводы котельщика, который, загибая пальцы, азартно объяснял все преимущества лёгкого бизнеса. Дядя Славик был очень рад, что нашёл «свободные уши».
О подобных финансовых пирамидах Дробышев услыхал впервые год назад, на гражданке. Однако из разговоров со знакомыми, которые ввязались в эти изначально сомнительные авантюры, он знал, что никто из них так и не получил ни копейки денег. Все дивиденды с акций доставались только тем, кто находился на самой верхушке пирамиды. А в определённый момент пирамиды рассыпались, а весь куш доставался верхушке. Подобные бланки акций он видел на Краковском рынке, во Львове.
Дробышев попытался разубедить котельщика. Но тот разгорячился, стал возражать, спорить.
«Вот дебил! Во дурак! – с раздраженьем думал Дробышев, раскаиваясь в том, что позволил втянуть себя в эту бредовую беседу. – Сорок лет прожил, а ума не набрался. Не понимает дурень, что все эти пирамиды – для лохов».
– Дядь Слав, всё это конечно замечательно, но я пойду, посмотрю насчёт воды.