Я спросила:
— Что это шумит?
— Моторы на энергостанции, — непонятно ответила женщина.
— Вы специально говорите так, чтобы я не могла понять?
— Да вовсе нет, — она помолчала, потом добавила, — потом тебе будет легче. Ты же начала учиться. И ты очень способная.
— Начала учиться? Чему? Я что-то не заметила.
— И тем не менее, это так.
— И вы меня учите?
— Да.
— Почему меня? Почему не своих детей?
— У меня нет детей, — ответила она. Так я и думала! Понятно, что ее приставили ко мне. Больше-то она ни на что не годится. Наверное, ее скоро выгонят. Или обменяют.
Я спросила:
— А что такое дезин… фек… тировать?
Она почему-то смутилась. Потом сказала:
— Ну… понимаешь… у вас очень мало воды… поэтому…
— А, — сообразила я. Могла бы и раньше сообразить — сама она была чистенькая, никакой грязи под ногтями, сами ногти гладкие, розовые… — А у вас правда много воды?
Она неохотно сказала:
— Достаточно.
Тут уж мне почему-то стало неловко.
— Может, я умоюсь? Если вам не жаль воды?
— Потом, — неопределенно ответила она. — После.
Улисс, стоя на пороге, окликнул нас:
— Ну что? Продолжим?
Я удивилась.
— Разве это еще не все?
— Ну разумеется, нет, — сказал он. — Нам нужно было определить уровень твоих способностей, немножко подправить кое-что, чтобы ты быстрее обучалась — но с завтрашнего дня начнешь учиться писать.
— Чего?
— Научим тебя делать Записи.
Я сказала:
— Вы все-таки ненормальные. Записи написаны не человеком. Это всем известно. Ни один человек так не сможет — чтобы все знаки были похожи друг на друга. И стояли так ровно.
— Большая часть великих книг, — сказал он, — сначала писалась от руки. Сама подумай, разве трудно воспроизвести какой-нибудь знак? Хотя бы углем на стене, если уж нет ничего другого!
— Может, и не трудно. Но кто этим будет заниматься? Да и зачем? В этом же нет никакого смысла!
— Ты ничем их не проймешь, — тихо сказала женщина, — сам видишь.
— У них все подчинено голой прагматике, — ответил он. — Но если освободить их от необходимости ежедневно бороться за выживание и чуть-чуть подтолкнуть…
— Может, стоит подождать — у группы Коменски тоже есть кое-какие воображения. Нам легче будет сориентироваться.
Он усмехнулся.
— Тебе все кажется, что это какая-то ужасная ошибка, а?
Она пожала плечами и промолчала. Я сказала:
— Я хочу домой.
— Хорошо, — ответил он, — я сейчас тебя отвезу.
Тут я увидела, что лодка сама собой подплыла к Дому и остановилась у порога.
— Ты же уже ездила в ней, — сказал он, заметив, что я попятилась, — садись.
Я предпочла послушаться — иначе мне пришлось бы остаться здесь, а мне тут здорово не нравилось. Да и им я не очень доверяла — пока вроде они не сделали мне ничего плохого, но вдруг передумают? Где их вода, и течет ли у них горячая — сама по себе, как в Записях, я тоже не стала спрашивать.
— Почему она ходит сама, эта ваша лодка? — спросила я, устраиваясь на сиденье.
— В ней есть своего рода память, — ответил он. — В принципе, она и сама могла бы довезти тебя до дома, но я подумал, что одной тебе будет страшно.
На всякий случай я сказала:
— Как же!
— Чтобы построить такие машины, нужны знания определенного рода и довольно тонкие навыки. Но никаких хитростей тут нет.
— Да будь это так просто, как вы говорите, их было бы повсюду полным-полно, таких лодок! А где вы их видели? Это же только в Городах Мертвых предметы двигаются сами по себе!
— Я не сказал, что это просто, — возразил он, — я только сказал, что в принципе это возможно. А что такое Города Мертвых?
— Лучше бы на ночь глядя об этом не рассказывать. Но, в общем, это такие большие становища. Говорят, кое-кто из прежних людей ушел туда после смерти — куда-то же им надо уходить! Там вода сама льется и свет не гаснет — такой вот, как у вас, но зачем мертвецам вода и свет? Вот они и бродят там по улицам, — им ведь ничего не надо делать, — думают, что они живые. Иногда случается, кто-то из них совсем забывает, что умер… тогда они ищут живых.
— В общем, понятно, откуда у вас взялось такое предание, — сказал он. — В каком-то смысле это память о прошлом… Мы видели развалины больших городов. От них, правда, мало что осталось.