– Два к одному в пользу Грумгора, – ответил Птитр, – Грумгор дважды проехался по занудству и нерациональности, а Суэви по невниманию к мелочам… но это ты слышал.
Мы с Птитром ставим на них ставки. Фиу это зрелище выносить не может и либо куда-нибудь уходит, либо зарывается под подушку, с наушниками.
Мы посмотрели немного регби. Для Птитра регби является такой же недостижимой мечтой, как для меня балет. Он невероятно сильный, но двигается почему-то очень медленно. Быстрые движения он совершать почти не в состоянии. Он никак не комментирует этот факт, а мы не спрашиваем.
На экране замерцал символ получения электронной почты. Птитр остановил трансляцию и открыл почту. Мне пришло сообщение.
– Открывай, – легкомысленно махнул я Птитру.
В сообщении техник телепорта сообщал, что мне пришел лазерный диск с записью, которую он перекачал на сервер, и давал адрес. Заинтригованный, я отобрал у Птитра пульт и открыл запись. Там оказался видеофайл с невнятным именем. Я запустил его.
На экране возникла полуобнаженная Елена. Она посылала мне приветы, говорила, что у неё всё хорошо, и обещала показать свое выступление у шеста. Далее пошла запись выступления. Она выступала в неплохом заведении, и свет, и музыка, всё на уровне. Мы частенько посещали такие, когда удавалось смыться из училища.
– А почему у тебя из глаз течёт влага? – спросил Птитр. Потом он начал щёлкать кнопками своего коммуникатора, скорее всего, искать описание моего вида. Потом хмыкнул, нашел, наверно, почему.
– Твоя самка? – спросил Птитр, явно стараясь придать голосу участливость.
– Нет, не моя. У нас нет своих или не своих. Я вам рассказывал… Просто симпатична мне. Бывает так, что одних самок терпеть не можешь, хотя они и красивые, и всё на месте, а другие с первого момента вызывают такое ощущение, будто знал их всю жизнь. Эта такая…
– А у нас ещё бывает так, что при первой встрече самка вызывает полное отвращение, а потом оказывается, что жить без неё не можешь, – решил поддержать разговор Птитр.
– Да, у нас тоже так бывает.
Целых десять секунд я мечтал о том, как вернусь на Землю, украду Елену, получу из банка размножения свои клетки и клетки Елены (их у людей наших профессий забирают, чтобы не повредились), как потом она родит мне кучу детей, и мы будем жить на берегу моря в белом домике, от которого будет идти к морю длинный и крутой спуск. Потом я выкинул эти мечты из головы как совершенно нереальные.
Я обернулся, чтобы пройти в ванную. За моей спиной торчали все насельники моего бокса, включая стоунсенса, и пялились на экран. Суэви и Грумгор перестали ради этого случая спорить, и даже Фиу возник откуда-то из-под земли и выглядывал из-за спинки кровати.
– Чего уставились? – не очень любезно приветствовал их я, – Я вам женщину даже в разрезе рисовал.
– Так то в разрезе, а тут она танцует, – ответил Фиу, не отрывая взгляда от экрана (запись пошла повторяться).
Когда я вышел из ванной, Суэви и Грумгор уже вернулись к обсуждению своих действий часовой давности. Ох, утомили они меня.
– Слушайте, а вам никогда не приходило в голову, что для того, чтобы достичь своего, иногда бывает нужно поддаться и уступить? – рявкнул я на них.
Грумгора не проняло, он ответил в том духе, что раз начни поддаваться, так всю жизнь потом будешь служить другим. А вот на Суэви мои слова произвели какое-то странное впечатление. Он вдруг начал бегать кругами, возбужденно приговаривая: "Победа через поражение… уступить, чтобы добиться своего… отойти назад, чтобы быстрее пройти вперед… мягкость и нежность сильнее прямого насилия… сталь для брони должна быть мягкой, даже в ущерб прочности, иначе треснет при попадании метеорита… О!"
Я спросил у Грумгора взглядом, что с Суэви. Тот пожал в ответ плечами – жест, подцепленный у меня, только мой бокс умеет пожимать плечами, – нет, мол, не знаю, сам удивляюсь. Обычно Суэви у нас смесь льда с холодным нравоучительством, всегда вежливый и немного отстраненный. Таким возбужденным мы его ещё никогда не видели. После издания звука "О!" Суэви кинулся в свою комнату. Я допил сок и пошел посмотреть на него. Он лежал на своей койке (обычно он на ней никогда не лежит, предпочитая парить под потолком), плотно свернувшись в мохнатый серый шарик и укрывшись крыльями так, что было непонятно, где кончаются крылья и начинается тело.
– Суэви? – позвал я.
В ответ не донеслось ни звука. Ну ладно, если парень хочет побыть наедине – это его право. Я, кстати, не знаю до сих пор парень он или девчонка. Он упорно отказывается говорить на тему размножения. Я махнул рукой на Суэви и пошел досматривать послание от Елены.
К видеофайлу был прицеплен маленький текстовый файл. Елена снизошла к моим проблемам добра и зла и решила подать совет. Писала, что её больше всего раздражает в клиентах то, что они ведут себя, как запрограммированный автомат. Она разучивает песни, пытается показать им разную красоту, а они всё сводят, как правило, к простой физиологии. "Почему они к нам ходят, а не пользуются вибраторами, не понимаю", – писала она. Идея её сводилась к тому, что очень унизительно быть запрограммированным автоматом и делать только то, на что тебя кто-то запрограммировал. Она предлагала считать разумными только тех существ, которые делают не только то, что хочется, но и пытаются при этом создать некоторую красоту. Пару минут я пытался переварить эту идею, а потом понял, что я по этому определению к разумным существам не отношусь. Как-то мне никогда не хотелось ни занавески на окна вешать, ни картины рисовать. Поделился этой идеей с Птитром, тот сказал, что в идее что-то есть, но что – он не знает. Потом он ещё немного подумал и сказал:
– Вот посмотри на Грумгора. Он хотел бы быть сильным и могучим, но животная страсть к любопытству и развлечениям приводит к тому, что он не может выучить толком ни одной науки.
Я посмотрел на Грумгора и подумал, что терпением и усидчивостью он действительно не отличается. Ну и что? Я и людей многих таких знал.
На следующий день Суэви не поднялся на занятия. Мы его звали несколько раз, но он не реагировал, и мы отстали. Ничего серьёзного в этот день не намечалась, и в однодневном прогуле ничего страшного не было. По плану намечались занятия по аварийно – спасательному оборудованию, они должны были идти несколько дней. Я сам знал эту тему неплохо и надеялся, что смогу потом объяснить всё сам. Но Суэви не поднялся и к вечеру. Я начал беспокоится и вызвал бригаду реаниматоров. Реаниматоры задали кучу вопросов о том, что он ел и не впал ли он в спячку. Я их заверил, что он не объедался. Потом реаниматоры притащили с собой переносной просвечивающий аппарат – то ли лазерный, то ли рентгеновский, то ли и то и другое вместе, я в них не очень разбираюсь. Суэви просветили насквозь прямо на койке. Доктор из реаниматоров сказал, что мозг активен и паразитов не наблюдается, а потому пусть спит, сколько хочет. Напротив спящего Суэви реаниматоры поставили телекамеру слежения. Сказали, что будут приглядывать за ним с дежурного пульта, и отбыли.
Через день мне позвонили прямо во время очередного урока и сообщили, что наш летун проснулся. Я отправился в жилой бокс. Суэви сидел на койке, потягивался и разглядывал свои части тела.
– Привет, как себя чувствуешь? – спросил я Суэви, показывая на камеру (чтобы дать понять, что нас слушают).
– Прекрасно, – ответил Суэви и опять принялся рассматривать свои лапы, – с нами такое бывает, когда наступает очередное Большое Изменение, мы спим по несколько суток, а затем просыпаемся совсем другими.
– У тебя лапы стали коричневатыми, – сказал я, чтобы хоть как-то поддержать беседу.
– Да, – мечтательно отозвался Суэви, – я теперь коричневый. Три сотни лет я был серым. Три сотни лет! За это время три поколения стали сначала серебряными, а затем золотыми, а я всё оставался серым. Теперь я коричневый…
– А при чём тут цвет? – недоуменно спросил я.
– Когда человек растет и становится мудрее, он становится сначала коричневым, потом бронзовым, потом серебряным, а потом золотым. Каждое изменение приводит к росту размеров, ума, ловкости и мудрости. Серебряные и золотые летают высоко и быстро, они могут за короткий срок набрать много пищи, а остальное время посвятить раздумьям о мудрости. Серые летают у земли и вынуждены почти всё время тратить на добывание еды. Я очень долго не изменялся. Суйуту Золотое Крыло младше меня на двести лет. Все думали, что я безнадежный неудачник и бестолочь. А теперь я коричневый!