Каблуки обуви стучат по поверхности ступенек, легкий ветерок приятно обдувает, но главное — перед глазами возникает картина вечернего Парижа. Эти узкие улочки, миллионы фонариков, «бонапартовские» постройки и прочая изящная архитектура.
— Смотри, Нотр-Дам де Пари, — Даша остановилась, заставляя парня сделать то же самое, врезаясь в нее. Она мягко развернула его в другую сторону и указала на небольшое здание в готическом стиле внизу, — Завтра мы обязательно должны посетить парижскую статую Свободы.
Она умолчит, скроет от него одну важную деталь — говорят, что если дотронуться до этой статуи и одновременно загадать желание, то оно непременно сбудется. И она обязательно загадает его, оставив в секрете. Ведь никому не нужно знать о том, что она бывает столь сентиментальна и боязлива. Что она попросит быть с ним всегда. Кто бы мог подумать, что Канаева Радич Дарья будет в тайне мечтать о том, что сказка не закончится, а его слова о любви вечны и являются чистой правдой.
Но знаете что? За всей этой романтикой Парижа скрыты грязные районы, разрисованные граффити двери магазинов и стены. Чего только стоит «черный квартал». В этом городе четко виден контраст. Изящная архитектура, призванная восхищать и удивлять, старина; а вдобавок огромное множество граффити, которые заполонили абсолютно все и в центре тоже не являются редкостью. Страшно говорить о том, что творится на окраинах, потому что проводя параллель, я поняла — города нашей необъятной Родины порой выглядят намного привлекательнее.
Но они будут бродить только по центру, избегая нежелательных мест и неприглядных улиц.
Ты смотришь на мир через розовые очки, но проходит время и приходится их снимать.
Как скоро вы избавитесь от этого нелепого аксессуара?
Человек должен видеть грань между иллюзией и реальностью. И чем раньше он ее увидит, тем легче будет потом.
***
Палящее солнце вот-вот скроется за горизонтом, а пока что оно дарит людям свои последние на сегодня ярко-красные лучики. Волшебное и завораживающее зрелище, притягивающее к себе множество взглядов и вспышки камер. Ветерок лишь слегка обдувает, даря моменты блаженства, среди невероятной дневной жары, что потихоньку стала спадать. Ножки приятно омывают небольшие волны морской воды, едва достающие до подола платья брюнетки. На солнце ее темные волосы отдают золотом, а глаза, которые она изредка прикрывает, отражают огненно-красный шар, заходящий за горизонт; искрятся. Она такая милая, естественная, такая живая. И «такая» она только для него.
Для полной картины не хватает лишь крика чаек. Но этим двум вполне хорошо и без этого. Он потягивает безалкогольный, но вполне приятный коктейль, а она беззаботно опирается на него, положив свою голову на крепкое мужское плечо.
Волна имела неосторожность разыграться и подобраться чуть выше, омывая часть платья мятного цвета. Молодой человек хихикает, не спеша поднимать девушку на ноги. А брюнетка, тем временем, заваливает его на спину, грозно нависая сверху. И, возможно, кого-то данное зрелище может напугать, но только не его. А посему парень запрокидывает голову и в открытую хохочет, забавляясь ее растрепанным видом.
— Ах так? — темная бровка ползет вверх, а ее обладательница спешит слезть с серба. Слезть, но только для того, чтобы набрать в руки побольше воды и…
Он выкрикивает что-то непристойное на родном языке и, не желая оставаться в долгу перед возлюбленной, молниеносно поднимается на ноги, попутно отыскивая собственные шлепки, потому как брюнетка уже давно бежит в противоположном направлении, оставляя за собой следы на влажном песке.
Носиться друг за другом по побережью, наблюдая за закатом. Что еще нужно для счастья?
Наконец Павел настигает свою «жертву» и под шуточные ругательства и протесты закидывает на плечо. Жертва, понимая что ее не ждет ничего хорошего, начинает вопить.
— Паша-а, пусти, — кулак едва ощутимо врезается в широкую спину, так для вида, — Опусти немедленно. Сейчас же, отпусти! — секунда = пронзительный визг брюнетки и хохот серба.
— Отпустил, просила же, — пожимает плечами, с совершенно невинным видом выходя из воды, но уже понимая, что так просто ему не отделаться, а мстит эта чертовка изощренно.
***
— Дарья, здравствуй. Как твои дела? Мы давно не виделись. У меня для тебя есть прекрасная новость, нужно встретиться, а заодно и познакомить тебя кое с кем, — размеренный голос в трубке не вызвал никаких эмоций. Будто бы они не родные отец и дочь. Будто бы они не виделись несколько месяцев, пока она привыкала к прелестям семейной жизни, — Встретимся завтра в моем загородном доме в семь вечера.
И когда ты стал разделять все на «мое» и «твое», папа?
***
Я путешествую: Венеция и Лондон,
Брюссель, Алжир и Рим.
Весь белый свет мне отдан —
Но страстью разъезжать все меньше я томим.
Вот Лондон — розовый кирпич, покрытый сажей,
Дремота по углам.
Венеция — всё та же
Грусть по любви, вода и камень пополам.
Как декорация — Брюссель, и Рим, что цепко
Из тьмы глядит на мир
Незрячим оком слепка.
Жасмином пахнущий и козами Алжир.
Я не был счастлив там — я их люблю, а всё же
Томился в них, чужих.
Увы, в Париже тоже —
Тоска везде, где нет простертых рук твоих.
========== XI ==========
«Abyssus abyssum invocat.»
Бездна взывает к бездне.
***
Из колонок лилась приятная музыка, обволакивая молодых людей. Девушка обняла свои колени, изредка покачиваясь. Ее бледная кожа сплошь была покрыта мурашками — он снова забыл закрыть окно, и теперь осенний ветер гуляет по квартире, устанавливая в помещении зябкость схожу с уличной. Мужчина приподнялся на локти, дабы иметь возможность любоваться прелестными изгибами любимой, а также мягким водопадом ее волос, что локонами ниспадали с плечиков. В таком полусогнутом положении сербу была предоставлена вся ее спинка, что он успел изучить за то недолгое время их совместной жизни. Пальцы сами собой поднялись и поплыли в направлении ее тела, желая ощутить бархат кожи. Но как только длинные пальцы молодого человека коснулись ее спины, она тут же непроизвольно вздрогнула, хоть и ожидала, что вскоре ощутит тепло его рук.
— Паш, я не понимаю, — прохрипела она, в то время как его пальцы пробежались по ее пояснице, не пропуская ни одного позвонка, ни одного изгиба.
— Чего ты не понимаешь, милая? — выдохнул он ей на ушко, не забывая слегка прикусить мочку уха. Руки оторвались от спины и переместились на другую сторону, обнимая девушку, — Что случилось?
— Эта Анжелика… Господи, да у нее даже имя такое, будто бы она только что с панели сошла! — брюнетка вмиг подскочила на ноги, разрывая такие любимые и родные объятия. Она уже была на взводе и в любой момент могла «взорваться», — Паша, скажи мне, что он в ней нашел?! Что?! У нее нет ничего, чем она могла бы ему понравиться!
— Даш, — мягко произнес молодой человек, легонько сжимая ее руку, призывая успокоиться, — Достаточно того факта, что до этого у нее был ухажер, сумевший оплатить силикон. Далее дело за малым, — усмехнулся он, — Ты ведь не маленькая девочка и прекрасно понимаешь, что твой отец взрослый человек. У него есть свои потребности, желания. В конце то концов, он ведь не должен провести всю оставшуюся жизнь в одиночестве.
— И поэтому он не нашел варианта лучше, чем притащить домой эту, — девушка замолкла на пару мгновений, морщась от ненавистного теперь имени, — Ликочку. Он же ее утром без тонны косметики увидит и все — сердечный приступ обеспечен.
Серб издал тихий смешок на незначительную шутку брюнетки, а та все распылялась:
— Она хочет от него только одного: денег. Нашла себе богатенького папика и залетела от него, чтобы удержать!
— Ревнуешь? — такой правильный, но такой постыдный для нее вопрос. Она вряд ли признается, но ее ответ — да. Естественно. Разумеется. Конечно же!