- Я сейчас, - ответил Самойлов и полез разбираться в чертежи.
Через несколько минут пришел конструктор Сомов. Он схватил чертежи и забормотал: "Ерунда все это. Здесь не так, а здесь вот так".
Механический карандаш летал над чертежами. Самойлов старательно следил за действиями ведущего конструктора, стараясь вникнуть в их смысл.
Через два часа на верстаке уже стояли два опытных образца, изготовленных усилием воли. Они, конечно, были не люкс, горбатые, с ободранной краской и к тому же имели мало общего с чертежами. Самойлов с удивлением смотрел на печальные результаты своего труда. Начальники тоже приуныли. Слесари делали ехидные замечания. И только ведущий конструктор, ласково поглаживая бока приборов, умиленно охал:
- Ах! Это чудо природы! Как это тебе удалось все втиснуть в такие габариты? И нигде не заедает. По какому классу точности делал? Сделаем новые чертежи по этим образцам.
- Вы находите, что образцы на уровне? - спросил Верещагин, удивленно вытаращив глаза.
- Чудо! Чудо! Только поверхности отрихтовать надо. И вот здесь немного переделать.
Из душного пыльного воздуха неожиданно материализовался начальник макетной мастерской Пендрин Иммануил Гавриилович. Кивнув присутствующим головой и громогласно заявив: "Я же говорил! Макетная никогда не подведет!" - он снова растворился в воздухе, не оставив никакого материального следа.
Самойлов и Сомов корректировали чертежи. Остальные присутствующие, окружив работников отдела плотным кольцом, загораживали свет, без передышки курили и давали чрезвычайно стоящие советы. К обеду два образца в металле были отработаны до предела.
- На уровне мировых стандартов! - заявил ведущий конструктор Сомов и пошел к проходной.
- Здорово это у тебя получилось! Ничего не скажешь. Только уж очень медленно, - грустно сказал Верещагин.
- Понятно, это же в первый раз.
- Завтра надо сделать половину образцов. Отдадим в монтаж и начнем настраивать. Впрочем, монтаж тоже сделаешь ты.
Сразу же после обеда в макетную мастерскую началось паломничество сотрудников других отделов. Все хотели увидеть Самойлова. А увидев, все, как один, просили забить гвоздь в стену с помощью волевого усилия. Самойлову никого не хотелось обижать, и он исколотил гвоздями целую стену.
Через двадцать минут паломничество прекратилось. Кончилось время, отведенное для нелегального послеобеденного перерыва.
Отдел электроники получил экстренный приказ - подготовиться к настройке опытных образцов.
Производительность труда после обеда была гораздо выше. Изредка появлялся начальник макетной мастерской, чтобы тут же растаять в воздухе. Работники макетной побросали свою работу и, выбрав удобные позиции, с некоторым удивлением и умеренным негодованием взирали на работу Самойлова. Причина негодования заключалась в том, что их якобы никто не учил таким совершенным и производительным приемам труда.
А Самойлов творил. Взглянув на чертеж детали, он мысленно представлял себе, как она должна выглядеть, учитывал соосность отверстий, параллельность плоскостей, чистоту обработки и класс точности. Там, где знаний явно не хватало, он действовал по интуиции.
Отчетливо представив себе деталь, Самойлов делал волевое усилие, небольшое или значительное в зависимости от сложности детали, и деталь появлялась на столе. Александр не сидел на месте и не делал глубокомысленный вид. Он бегал около верстака, заглядывал в чертежи, что-то лепил и строгал из воздуха, на секунду задумывался, бормотал, разочарованно качал головой и весело смеялся. Словом, вел себя крайне удивительно и непонятно. К вечеру еще пять собранных образцов красовались на верстаке.
Руководство отдела электроники осторожно перетаскивало опытные образцы в помещение отдела. Самойлов пытался им помочь, но его вежливо оттерли. Эту наиболее ответственную часть работы начальники не могли доверить никому.
К концу второй смены Самойлов закончил монтаж. Семь образцов были готовы к настройке.
На улице заметно похолодало. Александр поднял воротник пальто и засунул руки в карманы. Голова понемногу светлела. "Интересно узнать, - думал он, - кто виноват в том, что план трещит по швам? Верещагин ведь говорил, что спланировано все было хорошо. Потом заело в одном месте - конструкторам не выдали вовремя схемы из лаборатории; во втором - в лаборатории не смогли вовремя составить схемы, потому что макетная задержала макеты. Макетная опоздала потому, что конструкторы долго корректировали чертежи. Конструкторы... и все сначала. А тут еще снабжение. Транзисторы, кнопки, скрепки. Все наворачивается друг на Друга. Ком растет... А для чего система сетевого планирования? Для чего научная организация труда?"
Почти все окна в общежитии и в доме напротив были темными. Никто не кричал: "Цирк приехал! Цирк приехал!" Никто не просил показать фокус и вкопать столбы. Тишина.
В комнате все спали, кроме Гутарина. На столике горела ночная лампа. Гутарин спросил:
- Есть хочешь?
- Немного, - ответил Александр, и тут в его животе что-то неожиданно заурчало.
- Ну если немного, то пошли.
- Куда это еще?
- К Аграфене Ивановне, хозяйке общежития. У меня и бутылочка есть. Жалко ей тебя почему-то... Приглашала... Пошли, что ли?
Комната Аграфены Ивановны находилась здесь же, в конце коридора.
- Заходите, голубчики, заходите. Вот сюда, на кухню. В комнате-то у меня старик. Намахается метлой за день. Придет и спит, - захлопотала старушка. - У меня все горячее. Садитесь.
"Странно, - подумал Александр. - С чего это она? Может быть, ей что-нибудь надо сделать?"
- А жалко мне тебя просто, - сказала Аграфена Ивановна, словно отгадав его мысли. - Жалко. Надсадишься ты. Хоть ты и жилистый, а все не семижильный. Слышала все. Видела, как ты вчера столбы вкапывал. И на работе. С первого дня и уже работаешь до утра. Много есть любителей сесть на шею и ножки свесить. Всех повезешь?
- Так надо, Аграфена Ивановна, - сказал Самойлов. - Надо.
- Тогда делай. Делай, - сказала она со старушечьей иронией. - Дети есть?
- Нет.
Хозяйка общежития оказалась расторопной старухой. Она живо расставила тарелки, нарезала хлеб, поставила подогреть чайник, мимоходом толкнула в угол таз с известью, закрыла форточку, поправила платок и еще сделала десяток необходимых приготовлений, успевая при этом говорить.
"Эх! - подумал Самойлов. - Что бы ей сделать приятное. Может быть, стены побелить? Это же очень просто".
Уплетая жареную утку, помидоры и запивая все это сухим вином, Самойлов мысленно белил стены и даже умудрялся разговаривать с Аграфеной Ивановной и Гутариным. Гутарин в основном выражал свои мысли кивками головы.
Аграфена Ивановна вышла из кухни и ахнула. Стены комнаты были разрисованы отличными натюрмортами из дичи, овощей и вина. Ни один натюрморт не повторял другой. Каждый был шедевром в стиле Рембрандта. Увидев, что он наделал, Самойлов хотел все убрать, но Аграфена Ивановна остановила его. Красиво. А закрасить никогда не поздно.
Когда тарелки были пусты, старушка без лишних слов вытолкала обоих за дверь, приговаривая:
- Ноги вымойте или под душ сходите. Спать легче будет.
Александр уснул мгновенно.
Утром прибавилось хлопот с настройкой. Руководство отдела электроники спешило. Не сегодня-завтра необычным спуртом на финише отчетного квартала заинтересуется начальник СКБ. Не сегодня-завтра необычайный феномен заинтересует ученых.
Впрочем, Верещагин в первую очередь не щадил себя. Отвечать за что-то всегда труднее, чем делать.
В отделе все бросили курить. Временно. Никого не интересовало турнирное положение "Пахтакора". Временно. Все, все, все было забыто. Все, кроме настройки.
Штурм! Битва! Эпопея!!!
"Это вам не щи лаптем хлебать!" - думал подтянутый и опрятный Стрижев. А ведущий инженер Вырубакин вообще ничего не думал. Он работал. Техник Свидерский поминутно трогал кончиком языка, не перегрелся ли паяльник. Инженер Гутарин самостоятельно устранял возбуждение усилителей. Пылали щеки и паяльники. Мигали внезапные озарения и сигнальные фонари приборов. Глухо гудели силовые трансформаторы и надсадно сопели носоглотки.