— Или постарался навести на такую мысль, — рассмеялся Шелестов. — Чтобы мы теряли здесь силы и время, «тянули пустышку».
— В любом случае глупо, — подвел итог Коган. — Лучше бы он не выдавал себя. Если закладка есть, мы лишний раз убедились в этом. Если ее нет, то мы укрепились в мысли, что она, может быть, обязательно есть где-то, будет, если еще не сделали этого. То есть угроза реальная!
Глава 2
Аминат пришла утром, когда закончился обход, когда пациенты потянулись на процедуры и утренние уколы. А те, кому процедуры на сегодня не назначены, отправились в другое место — в курилку. В тени рябины стояла круговая лавка, а в середине — старое ржавое ведро. И это было любимейшим местом мужчин госпиталя. Посудачить, похвастать, рассказать о делах дома да и просто посидеть с папироской и перечитать письмо от близких. В окно потянуло папиросным дымком, и дверь несмело открылась.
— Можно к вам, Михаил Юрьевич?
Аминат, как всегда, вела себя несмело в общении, но настойчиво в уговаривании употребления витаминов.
— Аминат, конечно, заходи! — обрадовался Сосновский, удивившись самому себе.
Ведь он правда рад, что девушка пришла. Не по каким-то там причинам, а чисто по-человечески. Ну нравилась она ему, черноглазая улыбчивая кабардинка. Нравилась, но переступать черту в отношениях нельзя. Надо учитывать национальный менталитет, обычаи горцев. И Сосновский не флиртовал с Аминат, он старался относиться к ней как к сестренке, хотя понимал, что нравится девушке. И понимал, что никогда судьба их не свяжет — ни на время, ни на всю жизнь.
— Я вам принесла сыр, козье молоко и творог. — Девушка присела на табурет возле тумбочки и стала выкладывать свои гостинцы. — Вам обязательно нужно есть творог и сыр. Чтобы кости хорошо срастались.
— Аминат, здесь хорошая кухня, и у меня даже есть своя диета, — мягко напомнил Сосновский, чувствуя, что улыбается.
— Это все не то, — нахмурилась девушка, и рука ее дрогнула на полпути к тумбочке.
«Еще не хватало мне ее обидеть, — подумал Михаил. — Она так старается, навещает почти каждый день. Мне нельзя вести себя как свинья, нужно уметь быть благодарным, даже если тебя тяготит такая забота. А она меня тяготит? Нет, признайся, что тебе это приятно. Давно ты вот так не лежал и не лечился в госпитале, чтобы тебя навещала замечательная красивая девушка, просто близкий человек, и приносила тебе гостинцы. От чистого сердца, между прочим!»
— Ты знаешь, я уже так привык, что ты приходишь, Аминат, что стал тебя ждать, — неожиданно сказал Сосновский.
— Вы здесь совсем один, — опустив лицо, тихо ответила девушка, — никого близких нет рядом. Я понимаю, как это, когда рядом ни одной близкой души.
— Аминат! — строгим голосом напомнил Сосновский. — Мы, по-моему, договаривались с тобой, что и ты ко мне обращаешься на «ты», как к другу!
— Я не могу пока привыкнуть, — улыбнулась девушка и наконец подняла глаза. — Но я буду стараться. Ты же хочешь этого?
— Конечно, хочу, — с энтузиазмом отозвался Сосновский. — Мне приятно, что ты здесь, что я попал в госпиталь, в котором работаешь и ты. А помнишь, там у вас в Баксане…
И он опять начал вспоминать, рассказывать, приукрашивая разные моменты, чтобы это выглядело теперь смешно. Правда, смешного было мало, ведь тысячи людей покинули свои дома. Что там останется, вернутся ли они назад? А тот тяжелый переход через перевал, когда он тащил на себе Аминат… Но Сосновский не только вспоминал и рассказывал, он между воспоминаниями задавал девушке много вопросов. О том, как она жила, о ее родителях. Ведь она уезжала по специальной комсомольской путевке и выучилась на медсестру. А потом вернулась и вызвалась работать не просто в Баксанской долине, а именно в медсанчасти Тырныаузского комбината.
— Вот приедет твой брат Нурбий, он мне бока наломает, — смеялся Сосновский. — Решит, что я его сестренку обижаю. У вас горские мужчины в этом смысле суровые! Давно ты его не видела?
— Почему ты шутишь все время, Михаил? — спросила Аминат.
— Потому, что у меня всегда хорошее настроение, когда ты приходишь, — признался Сосновский, отметив, что девушка снова не ответила, снова перевела разговор на другую тему, стоило ему только заикнуться про Нурбия.
Аминат ушла, а в воздухе еще долго висел какой-то особенный цветочный аромат. Кабардинская девушка не пользовалась духами. Но Сосновский давно заметил, что ее волосы были очень душистыми, они пахли какими-то травами или отварами, в которых она мыла голову. Но долго помечтать не удалось. В дверь постучали, и на пороге появился молодой розовощекий лейтенант-связист, в накинутом поверх формы белом халате.