— Вот и поворот, — сказал генерал, — эти старые ивы нарочно насажены на повороте, чтобы легче было отыскать дорогу в метели. Помню, как в детстве я, бывало, взбирался на эти ивы, на самую верхушку, и сиживал там, поджидая отца или матушку, уехавших в гости к соседям! — Вспомнив родителей, генерал прослезился. Экипаж их подвигался между тем к дому.
Анна была приятно удивлена, когда на крыльце дома появилась хорошо одетая пожилая дама с образом в руках: на голове её надет был чепец с высокими украшениями, волосы приподняты на лбу, зачёсаны назад и напудрены, из-под пудры виднелась натуральная белизна седины. Тёмное шёлковое платье и большой платок составляли остальной наряд, вместо измятого ситцевого капота, который Анна думала увидеть на экономной деревенской хозяйке. Лицо, красное, с загрубелою кожей, было серьёзно, но несердито; губы госпожи Кавериной готовы были даже подёрнуться улыбкою, когда генерал поднёс к ней ребёнка, но она сдержала улыбку и чинно поднесла к нему образ; когда генерал приложился к образу, она обратилась с образом к Анне. Приложившись и приняв от тётки образ, Анна последовала за нею в дом. Он делился на две половины большими сенями, в которые они вошли прямо с крыльца. По одну сторону сеней вела дверь в гостиную и столовую, по другую сторону была дверь в комнаты тётки, и рядом с этою дверью была другая, немного отворенная, и сквозь неё виднелись две комнаты с окнами в сад. В конце сеней помещались кладовые, с тяжёлыми, висячими замками на засовах, которыми крепко припирались эти двери. Вот всё, что составляло дом зажиточного генерала и тётки его, помещицы того времени. Комнаты были оклеены бумажными обоями, очень пёстрыми, а иные были просто выбелены.
— Вот ваши комнаты, — указала тётка Анне на комнаты, видневшиеся из дверей; они были пусты, без всякой мебели и без занавесок на окнах; несколько простых стульев стояло около стен. Анна подумала тут же, что нетрудно будет убрать эти маленькие комнаты всем запасом ковров, занавесок и мебели, ехавшим при них в обозе из Петербурга.