Среди деревенской тиши и однообразия, не обещающих перемен, среди общего довольства в помещичьих домах принеслась вдруг весть, грозившая многое отнять и изменить. Первый блеск молнии, с которой можно было сравнить эту грозную весть, блеснул в доме генерала: генерал получил приказание явиться в полк по случаю предстоящей войны против прусского короля, занявшего своими войсками Саксонию. Императрица Елизавета решилась послать свои войска в помощь Саксонскому…
Весть эта скоро повторилась со всех сторон, всех дворян, находившихся в отпуску, требовали обратно в армию. Сосед генерала, доставлявший книги Анне, получил из Петербурга частные письма, в которых передавали ему интересные подробности об открывавшейся войне. Все толковали о том, что король прусский делал несправедливые захваты соседних владений. Россия заключила Конвенцию с Австрией. В предисловии к этой Конвенции было упомянуто, что «императрица всероссийская подаёт немедленно её величеству императрице-королеве венгеро-богемской все счастливо пребывающими между их империями трактатами постановленные помощи». Далее было сказано, что «королева венгеро-богемская вознамерилась употребить знатнейшие силы против сего общего неприятеля, возмутителя всенародной тишины (то есть против короля прусского), и не полагать оружия, пока Божиим вспоможением, защищающим справедливость, их дело достигнуто не будет, возвратить всю Силезию и графство Глаз под державу её величества императрицы-королевы венгеро-богемской и положить достаточные пределы силе такого государя, которого неправедные замыслы никаких пределов не знают». Несмотря на все законные причины войны, она пугала общество, как и всякая война, и объявление о ней вызвало повсеместный плач и общее огорчение, по описаниям современников. Не было дома, из которого не шёл бы на войну муж или брат, отец или сын, — и семейства оставались в разлуке, осиротелыми и без надежды свидеться вновь с отъезжающими. Везде прекратились празднества и сменились заботами и слезами.
Анна желала сопровождать мужа в армию и в поход его за границу и упрямо настаивала на этом желании, сколько ни убеждал её генерал, что женщинам не дозволено будет следовать за войсками. После долгих увещеваний Анна согласилась уехать на время войны к отцу своему, сержанту Харитонову, в его киевский хутор, и ожидать там возвращения мужа, «если ему суждено, что Бог его помилует!». Настали проводы и прощанье с соседями, и много было пролито слёз; много жён и матерей провожали мужей и сынов своих до ближайшего города. По дорогам повсеместно тянулись обозы экипажей, колясок, бричек и телег с имуществом и провизией для отъезжающих. Анна чувствовала страшную скуку и одиночество в доме госпожи Кавериной, когда проводила в поход своего мужа. Оправившись от тоски и слёз, она начала укладывать вещи свои, собираясь в путь к отцу, оставив большую часть вещей на сохранение госпожи Кавериной, которая приняла на себя эту заботу с большим удовольствием, обещая сберечь всё в целости.
Оставалась одна неделя до выезда Анны к отцу; но в эту неделю на долю её пришлось вынести ещё новое испытание и сделаться свидетельницею нападения и грабежа, нередко повторявшегося в то время. В окрестности бродили толпы беглых крестьян, и когда разнеслась весть, что большая часть помещиков уехала в армию, оставив дома детей и стариков, толпы бродяг начали свои нападения на деревни и усадьбы помещиков. Одно из первых ночных нападений пришлось на долю госпожи Кавериной. В глухую ночь, когда все уже спали в доме, послышался лёгкий стук у оконной рамы; госпожа Каверина вскочила с постели, вышла из своей комнаты и, несмотря на темноту ночи, заметила две тёмные тени; по стуку она поняла, что они выламывали оконную раму в столовой. Сообразив, что это было нападение беглых, Каверина тихо прокралась на половину Анны через сени и в то же время разбудила прислугу. Часть прислуги вышла в окно из комнаты Анны, в сад, и послала в деревню к священнику с просьбой собрать народ и скорее прислать на помощь! Анну же Каверина уговорила спрятаться с ребёнком и кормилицею его в подвале, подъёмная дверь которого находилась в полу, в одной из кладовых; и сама Каверина спряталась в той же кладовой, запёршись изнутри. Между тем несколько человек из нападавших грабителей успели вынуть раму, они обошли дом и, не найдя никого, вышли в сени, где находились кладовые. Заметив, что одна из кладовых не заперта наружным замком, но заперта изнутри, они угадали, что все домашние скрылись в этой кладовой. Остальная шайка грабителей обошла весь дом и, никого не находя, также собралась в сенях.