Направляясь на звуки песни, Волкуша нашёл, наконец, Гарпину.
— Чего зажурилась! — крикнул он ей. — Годи спиваты! Ты ляхов накличешь той песней!
Гарпина взглянула на него недовольная выговором, но поднялась к нему навстречу.
— Идём, идём! — звал он её. — Пора на челны! Та чего ж ты така хмарная? Я же тебе птицу он тую, красивую застрелю!.. — говорил он, указывая на поднявшуюся над ними чайку.
— Як то можно, — залепетала Гарпина, удерживая его поднятую винтовку, — то не лях и не турок, то птаха Божия! Нехай собе летае!
— Пожалела птаху! А мене не пожалеешь? — спрашивал Волкуша.
Гарпина взглянула на него застенчиво, но, вспомнив, как он называл себя батькою-отцом её, рассмеялась и убежала по дороге к челнам.
Когда переселенцы пристали наконец в своих байдарах к берегу, недалеко от Черкасс, где поджидал их дядя Пушкарь, Волкуша передал ему Гарпину, говоря:
— Вот бери её, дядя! Насилу довёз!
— Что ж так? Тяжко тебе было с нею? — смеялся Пушкарь.
— С хлопцами легче возиться, тех и побить можно, а эту жалко! — говорил Волкуша.
— Чи чуешь, Гарпино? Тебе с ним венчаться, он тебя жалеть будет, — пошутил Пушкарь.
— Може, то и вправду буде колись! — весело проговорил Волкуша.
— Да ты ж батько! — лукаво напомнила ему Гарпина.
— Ну, заезжай, не забывай! — говорил на прощанье Пушкарь Волкуше.
И Волкуша не забывал посетить их посёлок каждый раз, когда случалось быть недалеко от него. При встречах замечал он, что Гарпина уже не та малая дитина, которую он кормил с ложки. Она заправляла теперь всем хозяйством ворчливой тётки Олёны, не полюбившей её, считавшей её в тягость для семьи и по какому-то странному капризу чувства привязавшейся к своему безобразному приёмышу Василю. Волкуша додумался, наконец, что пора было предложить себя в женихи Гарпине; во-первых, ему казалось, что девушке дурно жилось у тётки, да, пожалуй, ещё и кроме него найдётся жених и её выдадут, если он прозевает. Гарпина же давно считала его своим женихом.
Сговор их состоялся незадолго перед появлением русского войска и боярина Алексея, который, сам того не ведая, помог плану Волкуши перевезти семью Пушкаря в Чигирин, где и были повенчаны Волкуша с Гарпиной в одном из окрестных хуторов. Едва переселясь в Чигирин, Волкуша раздумывал уже: не пробраться ли ему с женой в Запорожье. В Чигирине начался разлад, который был ему не по душе. Дорошенко предлагали отдаться в подданство русского царя, он сам находил это самой разумной мерой, но он был обижен, когда русские выбрали гетманом левого берега Самойловича, к которому Дорошенко относился презрительно. И под влиянием досады Дорошенко ещё раз вздумал отдать Украйну под покровительство турецкого султана.
Василь, взятый боярином Алексеем, сидел взаперти в чулане, в ожидании возвращения самого боярина со двора главного воеводы. Боярин Алексей уже спешил к своей квартире, и первый вопрос его к рейтару был: не сбежал ли Василь?
— Нет, боярин, куда ему бежать, он, кажись, к нам сбежал от казаков. Пушкарь хотел толкнуть его в казацкое войско, а старая Олёна послала его сюда к тебе, боярин! Меня, говорит, только кормите, так я не убегу. Бестолковый такой, — прибавил рейтар, — он готов служить и нашим и вашим!
— Приведи его, — приказал Алексей.
В ожидании Василя он развязал полученный узел, чтоб узнать, правду ли говорил Василь. Он нашёл в узле длинные полосы грубого крестьянского полотна и мягкие хлопья расщипанного тряпья; всё было увёрнуто в красный платок, почему-то показавшийся Алексею знакомым и что-то напоминавшим. Тут же была приложена банка с зелёной мазью, с запахом душистых трав, тоже напоминавшим боярину пахучий пар, стоявший в избе Пушкаря в дальнем степном овраге.