Однако несправедливо утверждать, что Вольф появлялся на сцене только в отдаленных районах СССР. В его турне включались и крупные города. Но куда бы он ни приезжал, везде его принимали хорошо. Сам Мессинг всегда пытался убедить публику, чего в его таланте нет ничего сверхъестественного и мистического, что он обычный человек. Но не думаю, что ему удалось многих убедить. Одни считали его живым святым, другие, наоборот, сомневались в его способностях, пока не уверовались сами. Об одном таком случае в Кишиневе из многочисленных выступлений Мессинга вспомнил журналист А. Казаков. Вот что написал он в журнале «Сельская молодежь» (1994. № 10):
«До сих пор не могу забыть эпизод, рассеявший мои сомнения.
На сцену вышел некий человек из зрителей, настроенный явно недоверчиво ко всему происходящему, — кому-то подмигивал, подсмеивался. Он встал в углу сцены, в противоположном находился Мессинг, которому ассистентка обвязала глаза черной, широкой, плотной лентой. Потом она попросила скептика написать на листке бумаги задание, которое он собирался дать Вольфу Григорьевичу, сложила этот листок вчетверо и ушла за свой столик, к кулисам.
Маэстро что-то буркнул, и женщина перевела: «Можно начинать». На несколько секунд участники телепатического сеанса словно замерли, потом Мессинг, не снимая повязки, быстро похромал по ступенькам вниз по лесенке, ведущей в зрительный зал. Скептик шел за ним, продолжая подмигивать залу.
Мессинг остановился примерно около 15-го ряда в партере, потом протиснулся вглубь и остановился возле крепкого молодого человека, попросил того поднять с полу и дать ему портфель. Тот повиновался, растерянно улыбаясь. Отдававший мысленные приказы стоял в проходе, метрах в семи от Вольфа Григорьевича. Вдруг Мессинг с помощью «переводчицы» заявил залу, что не может выполнить полученное мысленным путем задание по… этическим соображениям.
Скептик-передатчик мыслей развел руками и пожал плечами. Он уже не сомневался в трюкачестве. Из зала раздались крики: «Слабо, да?», «Выполняйте задание, мы потерпим» и даже: «Шарлатанство!»
Мессинг еще поколебался, потом открыл портфель и стал вытаскивать из него грязную спортивную одежду. Владелец ее только что пришел с тренировки. Он был заметно расстроен — рядом сидела его дама, и вот такой конфуз. Но это было еще не все. И тут Мессинг обратился к залу: «Увольте меня от того, чтобы портить чужие вещи!»
Попросили ассистентку зачитать задание. Кончалось оно так: «Вытащить трико и порвать его пополам».
Трико пощадили, скептики приутихли».
— Являюсь ли я артистом? — часто патетически спрашивал Вольф Татьяну Лунгину. И сам же отвечал: — Нет, не являюсь. Артист ведь готовится к выступлению. Он вникает в роль, изучает ее. Он точно знает, что будет делать и говорить. Я же не предпринимаю ничего, пока не встречусь с аудиторией. Я не имею ни малейшего представления о том, какие темы будут обсуждаться, какие задачи поставят передо мной зрители, и поэтому не могу подготовиться к их выполнению. Просто я должен настроиться на нужную психическую волну, несущуюся со скоростью света.
Это был действительно парадокс. Чиновники Госконцерта могли бы записать о Вольфе Мессинге в своих документах: «Фокусник первой категории. Оклад — 180 рублей за выступление». Но не написали этого никогда.
Ему было трудно и непривычно жить в этом новом для него, не виданном ранее мире. Особенно если учесть, что попал он в него совершенно неподготовленный, без сопровождения всезнающего импресарио, даже без знания языка. Мессинг вступил на советскую землю вместе с тысячами других беженцев, ищущих спасения от фашистского нашествия. Вот как рассказывает он о своих первых днях пребывания на этой земле.
«Пришел я в гостиницу «Брест»:
— Мне нужен номер.
— Свободных номеров нет.
— Я заплачу втрое больше обычной цены.
— Вам сказано, гражданин, свободных номеров нет!
Окно с треском захлопывается.
Первую ночь среди других беженцев я провел в синагоге на полу. С трудом отыскал свободное место.
Куда податься? На другой день меня надоумили: я пошел в отдел искусств горкома. Меня встретили вежливо, но сдержанно. В Советском Союзе, борясь против суеверий, не жаловали ни гадалок, ни волшебников, ни хиромантов. К числу таких же не-поощряемых занятий относили и телепатию. Ох как часто мне потом мешало это!