Варлен Стронгин
Судьба пророка. Вольф Мессинг
О чем не знал Вольф Мессинг
Вместо предисловия
Я впервые увидел Вольфа Мессинга в конце 1947 года на сцене Государственного еврейского театра на Малой Бронной, которым руководил народный артист СССР Соломон Михайлович Михоэлс. Вечер состоялся в понедельник, в выходной для актеров день, и значительно пополнил бюджет малопосещаемого тогда театра. Намечался разгром еврейской культуры, и слова «еврейский буржуазный национализм» были у всех на слуху. Люди боялись ходить в этот театр. Кое-кто, чтобы помочь ему, покупал абонементы, но на спектаклях не появлялся. Зато на вечере Вольфа Мессинга зал был набит до отказа. Стулья поставили даже в центральном проходе. И несмотря на то, что вскоре в моей семье наступили тревожные времена и в феврале 1948 года был арестован отец – директор Государственного издательства еврейской литературы «Дер Эмес» («Правда»), – концерт Вольфа Мессинга поразил меня настолько, что я и сейчас, спустя полвека, помню до мельчайших подробностей все опыты этого чудо-человека.
Из зрительного зала, освещенный прожекторами, он казался волшебником, но не добрым и веселым, с легкостью творившим любые чудеса, а сосредоточенным и взволнованным. На каждый удачный эксперимент со зрителями Вольф Мессинг затрачивал немало энергии, вежливо кланялся рукоплескавшему залу и через мгновение уже работал снова, с напряжением всех своих физических и умственных сил. К концу вечера на его лбу выступили капельки пота.
Я не знаю, как называли бы Мессинга сейчас: экстрасенсом, парапсихологом, гипнотизером или, как прежде, ясновидящим, но не сомневаюсь, что его концертные выступления, предваряемые скромной афишей «Психологические опыты», собирали бы аншлаги.
Загадка Вольфа Мессинга, заключающаяся в его способности предвидеть будущее и с поразительной точностью «читать» мысли других людей, не объяснена до сих пор. Однако многого не знал и не понимал даже он. Будучи по существу эмигрантом, не понимал до конца порядков, царивших в СССР, не всегда – интерес к себе вождя страны. Но твердо он уяснил одно: Советский Союз спас его от гибели в фашистских застенках – в лагере смерти Майданек, где в душегубке закончили жизнь его беспечные братья, думавшие, что их заставляют раздеваться перед тем, как запустить в баню, отец, сомневавшийся, что их могут убить, их – невинных людей, не принесших никакого зла ни немцам, ни иным людям. В сознании Мессинга не раз возникали перекореженные от дикого страха лица родных и других заключенных, вылезающие на лоб безумные глаза, когда в камеры, набитые голыми телами обреченных, пускали смертельный газ.
Душа Вольфа Мессинга содрогалась от этих видений, но глаза оставались сухими, лишь следы перенесенных страданий угадывались в его облике. Причем только тогда, когда он оставался наедине с собой. Он должен был выглядеть бодрым и оптимистичным, как и большинство окружавших его людей, строивших «первое в мире светлое и победоносное государство социализма». Но Мессинг, родившийся вдалеке от центра России, казался этим людям весьма странным: резкие, нервные черты явно не русского лица, зачесанные назад слишком длинные волосы, порой испуганные глаза – все это привлекало к нему внимание бдительных созидателей нового общества, считавших, что капиталистическое окружение так и норовит заслать в их страну шпионов и диверсантов. Святой долг этих людей состоял в том, чтобы немедленно отвести подозрительного типа куда следует. Что они нередко и делали. Личность Вольфа Мессинга устанавливалась довольно быстро, его отпускали, но он не понимал, почему в России, где все нации равны, его задерживают, как врага, наподобие того, как в нацистской Германии хватали каждого человека, похожего на еврея.
Он не понимал, почему на его выступления в любом советском городе народ валом валит, но кое-кто из зрителей недоверчиво, а иногда и враждебно смотрит на него; почему перед концертом ведущая читает лекцию, «раскрывающую» суть его способностей, о которых он даже не подозревал и с объяснением которых был не согласен. Мессинг пробовал возражать, но компетентные люди намекнули ему, что без этой лекции он видел бы стены не концертных залов, а в лучшем случае барачных тюремных построек. Один журналист в откровенной беседе поведал Мессингу, что, отгадывая мысли на расстоянии, тот разрушает материалистическую теорию марксизма-ленинизма, но его всемогущий покровитель смотрит на это сквозь пальцы, считая, что массы не заподозрят в выступлении политического подвоха и примут это за чудо ясновидения, в которое, возможно, верит и сам небожитель.