После Куйбышева-Самары Волга разливалась: кое-где нельзя было разглядеть противоположный берег. Несколько дней наш лайнер медленно плыл среди холмистых берегов невероятной красоты. Москва казалась далекой, оставшейся в прошлой жизни.
Саратов запомнился чистотой, ухоженностью и полным отсутствием державного кумача. Мы прибыли в воскресенье и оказались единственной в городе тургруппой: шедшие по пятам суда из Москвы и Горького задержал шторм. Главную улицу города, проспект Кирова, вслед за московским Арбатом только что сделали пешеходной; по ней фланировали горожане и горожанки, которых можно было запросто принять за москвичей. Если только с ними не разговаривать. Нет, жалоб на плохое снабжение и тому подобные проблемы (наоборот, саратовцы делали вид, что их нет) и своеобразного говора мы не услышали. Просто каждый встреченный нами местный считал своим долгом отправить приезжих полюбоваться на «шестикилометровый мост» - чудо инженерной мысли «почище Эйфелевой башни». Кстати, реальная длина сооружения почти наполовину меньше.
Волгоград - Астрахань
Мало- помалу разговоры о бушевавшей в тот год холере (до того считавшиеся на корабле глупыми, не достойными обсуждения слухами) зазвучали уже из бортовой радиорубки. Оттуда же, звеня нотками странного напряжения, голос старпома «настоятельно просил» нас ничего не покупать с рук во время «зеленых» стоянок и купаться только в строго отведенных местах.
Дело в том, что за Саратовом началась бедность. На любой сельской пристани, к которой корабль причаливал на пути в Астрахань, во время швартовки происходила драка между торговцами, нередко с участием милиции. К моменту схода пассажиров на берег у кромки воды можно было наблюдать картину, какую и теперь видишь на выходе из аэропорта Сочи или вокзала в Феодосии: туристов буквально рвали на части торговцы - русские, калмыки, корейцы. «Скажи мамочке, пусть купит для тебя декоративную тыквочку!» - гаркнула мне в ухо миловидная тетка, крашенная пергидролем. Горящие глаза, сутолока - это обыкновенно продолжалось минут пять, пока теплоходники удовлетворяли свои сувенирные потребности. Потом от гостей из столицы, как по свистку, отстают - и им дается час для купания и лежания на раскаленном, обжигающем ступни песке. А затем, ближе к отплытию, на пристань выходят совсем оборванные, черные от уличного загара босые дети и совершенно изумительно танцуют на теплых досках причала под аккордеон. Не приученные к таким зрелищам столичные жители оставляли свои копейки в выставленном картузе на удивление редко - очевидно, принимали все происходящее не за жест достойной нищеты, а за номер культурной программы.
Волгоград, вопреки названию, находится не на берегу, а в сорока минутах езды от речного порта Волжск. Юные жители этого пригорода, выстроившись в две неровные шеренги вдоль дороги, за короткий путь от пристани до автобуса умудрились несколько раз попросить у меня закурить, а при отбытии транспортного средства смачно заехать в его лобовое стекло перегнившим корнеплодом.
Сам город потрясал даже взрослого, не говоря уж о детях. Что там улицы Нижнего и особнячки Саратова, музеи Самары и переулки Углича, - такой монументальности, как на Мамаевом кургане, московские мальчишки не видели даже на Красной площади. Еще нам безусловно повезло с гидом: местный студент-историк, летом подрабатывавший экскурсоводом, дело свое знал туго и отношение ко всему имел неравнодушное. Его подробную и красочную экскурсию я буду помнить всю жизнь. К сожалению, с тех пор я ни разу не бывал в Волгограде, однако на основе тогдашних воспоминаний смею заключить, что о памятниках Сталинградской битве советская власть даже в период своего окончательного разложения заботилась так, как не заботятся сейчас ни об одном военном мемориале в мире. Мамаев курган оправдывал все - и мрачные пятиэтажки в центре, и отсутствие архитектурных достопримечательностей. «Здесь вся земля до сих пор “звенит”», - сказал на прощание экскурсовод.