В представлении Акима Морева было: Черные земли — значит, богатейшие черноземы, а тут земля рыжая, местами сизые плешины, будто умазанные глиной. Сейчас глина растрескалась и квадратиками задралась.
— Почему же Черные, когда рыжо? — опять спросил он шофера.
— Снегу почти никогда не бывает, потому и называются Черные. Им здесь конца-краю не видать.
— Не земля, а горе, — проговорил Аким Морев, досадуя.
— Нет, не горе, — проснувшись, ответил Иван Евдокимович. — Земля богатейшая. На такой временами урожай бывает до тридцати центнеров с гектара… Но все зависит от того, как небушко на нее глянет. Да и не за зерном мы сюда направляемся, а за мясом, за шерстью, за сырами, за маслом, за рогатым скотом, за конским поголовьем и за садами. Давайте-ка посмотрим, — он выбрался из машины, весь собранный, сосредоточенный, напоминая собой хирурга перед сложной операцией.
— Вот, — сорвав траву, похожую на карликовое деревце сосенку, заговорил академик. — Это солянка. Соленая, горькая и жесткая, как проволока. Дрянь. А эта — сизенькая, полынок — великолепная пища коз, овец. Запах-то какой! А это вот житняк, равен люцерне. А здесь вот, — показывая на падину, говорил он, — можно развести чудесный сад. — Он ходил от ковра к ковру, поясняя, что растет и что можно здесь вырастить. Затем ковырнул носком ботинка землю, взял пригоршню, показал Мореву: — В этой земле много питательных веществ. Но… нужна вода… Вода, Аким Петрович. Лежит вот тут, в глуши, до десяти миллионов гектаров такой земли… Здесь десять да за Волгой столько же пустующей земли. Милый мой, до двадцати миллионов гектаров земли, к которой надо приложить человеческие руки. И они будут приложены. Скоро сюда хлынут воды Цимлянского моря и Волги. А придет вода — придет и человек. Он принесет науку.
— Что же из науки принесет он? — уже зная, что академик порою в своей фантазии заходит очень далеко, насмешливо спросил Аким Морев.
— Бактерию, например, — ответил Иван Евдокимович.
— Какую? Тифозную, что ли? — вмешался Федор Иванович.
— Разные существуют бактерии: есть вредные, но есть и весьма полезные. Наши бактериологи нашли, вернее захватили такую, например, бактерию, которая при любых обстоятельствах повышает урожай зерновых на пятнадцать — двадцать процентов. Подобную бактерию уже размножают и в бутылях рассылают по колхозам.
— Да неужели? — уже серьезно спросил шофер.
— Точно. Придет сюда вода — придет человек, вооруженный наукой, организует здесь круглогодовые великолепные пастбища… и тогда мы, милый мой Аким Петрович, превратимся в мировую державу шерсти, мяса, масла.
— Едемте! — запротестовал Федор Иванович. — А то опоздаем на Сарпинское: дичь полетела уже.
— Успеем, — успокоил академик. — Там стой и весь день стреляй. Но согласен, поехали.
И машина снова понеслась по ровной, гудящей под колесами дороге, временами ныряя в огромные песчаные котлованы, выдутые ветрами. Обычно на дне таких котлованов виднелись колодцы, около которых стояли деревянные колоды для водопоя.
— Ружьишки приготовьте, — предложил шофер, — да и винтовочку. На всякий пожарный случай, — и вдруг таинственно, весь сжавшись, прошептал: — Они. Верно говорю — они.
— Кто? — также шепотом одновременно спросили Аким Морев и академик.
— Сайгаки.
— Где?
— Да вон — уставились на нас. Ох, мотанулись.
В эту секунду в стороне, с километр от машины, замелькали какие-то ярко-желтоватые вспышки, затем поднялась дымка. Аким Морев и Иван Евдокимович увидели, как небольшое стадо диких коз — сайгаков — понеслось параллельно машине, мелькая светло-желтыми задами. Впереди идет вожак — козел. Он сгорбился, словно мордой пашет землю, и, однако, так стремительно несется вдаль, что кажется, не касается земли.
Шофер, сдерживая возбуждение охотника, крикнул:
— Винтовочку приготовьте. Вообще приготовиться, — и опустил переднее стекло на капот…
Со степей ударило удушливым запахом полынка, трав. Ветер сорвал шляпу с академика. Он схватил ее обеими руками, напялил на голову и, глянув на спидометр — там стрелка дрожала на цифре 70, — затем на удаляющихся сайгаков, задорно воскликнул:
— Вот это отмеряют!
— Что ж, стрелять? — спросил Аким Морев, направив ствол винтовки через переднее окно на стадо.
— Нет. Откроете огонь по моей команде, — резко ответил Федор Иванович, не спуская глаз с сайгаков, поясняя: — Он, этот степной король, свой нрав имеет. Как увидит машину — и давай улепетывать и других поднимать. Вот через несколько минут увидите, сколько их тут — великие тысячи.
— Ну уж! — усмехнулся было Аким Морев.
Но первая партия сайгаков подняла вторую, затем третью, четвертую, пятую… десятую… и вот их уже больше тысячи, больше двух, трех. Все они, поблескивая светло-желтыми задами, несутся параллельно машине, клубя пылью, увлекая за собой все новые и новые стада, или, как тут говорят, «шайки».
— У них нрав свой, — уверяет шофер. — Километров через десять обязательно захотят пересечь путь машине. Дескать, обгоним эту штукенцию — страшную, как огонь, и убежим на другую сторону, а там нас не укусишь.
Впереди небольшая возвышенность, будто стертый курган. Федор Иванович придержал машину, затем дал газ, и когда перескочили возвышенность, то Аким Морев и академик увидели, как головная часть лавины сайгаков пересекла дорогу и неудержимо понеслась, поднимая копытцами пыль степей.
Федор Иванович еще прибавил газу, и машина врезалась в сайгачий поток. Натолкнувшись на препятствие, сайгаки сделали скачок вперед, затем, пересекая дорогу, круто свернули, образуя дугу, и метнулись по следу своих вожаков.
— Огонь! — закричал Федор Иванович. — Бейте козла! Вон! Здоровый! Рогаль!
Аким Морев приложился… и отвел винтовку: до чего красиво несется эта лавина; видны всякие — крупные, как годовалые телята, самцы, поджарые, тонконогие самки, молодняк. Все они, низко опустив головы, сгорбившись, мелькают копытцами, уносясь следом за своими собратьями. То тут, то там вожаки-козлы делают свечи: со всего стремительного бега прыгают вверх да так, на дыбках, какие-то секунды и красуются над несущимся стадом, затем снова устремляются вперед, уводя от опасности каждый свою шайку.
— Стреляйте же! — злобно выкрикнул Федор Иванович, приостанавливая машину.
Аким Морев выстрелил куда попало и, конечно, промазал, а сайгаки от выстрела, словно их кто подхлестнул, еще наддали, и тогда густая туча пыли закрыла их.
— Эх!.. — шофер, дабы грубо не выругаться, фыркнул и, свернув влево, помчался следом за сайгаками.
Но пока он давал газ, пока разворачивался, те скрылись. Федор Иванович с минуту кружился, затем обрадованно воскликнул:
— Ух, батюшки — море!
Огромное, в несколько тысяч голов стадо сайгаков, уйдя километров на пять от дороги, спустившись в долину, мирно паслось. Но вот ближние, увидав машину, вскинули головы и зашевелились, будто горячая зола, затем метнулись, поднимая за собой всех остальных.
«Газик» уже шел со скоростью семьдесят пять километров, все настигая и настигая неисчислимое стадо сайгаков. И вдруг откуда-то из степей вырвалась новая огромнейшая шайка. Она стремительно неслась навстречу первой, и вот через какие-то секунды два стада, как две конницы, налетели друг на друга, и все смешалось, покрывшись пылью.
— Бейте же! Прямо в кучу. У-у-х, столкновение какое! — прокричал шофер.
Аким Морев, чтобы смыть позор, прицелился, но в момент спуска курка машина подпрыгнула, и пуля пошла вверх.
— Эх, балда, — и шофер, вырвав винтовку из рук Акима Морева, не останавливая машину, сам выстрелил.
Крупный козел, несколько раз перевернувшись через голову, рухнул на землю.
— Вот как стреляют добрые люди, — похвастался Федор Иванович и стремительно повел машину на упавшего козла, приговаривая: — А-а-а, голубчик, отскакался.
Козел лежал, уткнув морду в кочку, и вздрагивал всем телом. Федор Иванович, выйдя из машины, на ходу раскрывая огромный перочинный нож, шагнул к сайгаку.
— Вот и сдерем с тебя сейчас шкурку.