Ещё за два дня до прибытия царских посланцев оживился вдруг Никон и начал собираться в дорогу. Окружающие думали, что «в скорби и в беспамятстве сие творит», но царские посланцы действительно прибыли. Перенесли больного старика на берег Шексны, положили здесь в струг и повезли.
Почти всю дорогу Никон лежал.
Торжественным было его возвращение. Сгоняемые стрельцами, собирались на берегах Волги толпы людей. Многие со страхом шли, боясь антихриста воочию увидеть. Но антихриста не было — слабый, немощный умом старик сидел в струге. Многие плакали, глядя на него. Нешто он сотворил такую беду? Трудно было поверить...
Когда вышли в Волгу, Никон совсем ослабел.
Порою проваливался в забытье, бормотал что-то испуганное и непонятное.
Иногда казалось ему, что он совсем мал ещё, что по-прежнему живёт во власти злой мачехи, и ему хотелось убежать. Силою тогда удерживали, чтобы не выпрыгнул из струга. Иногда чудилось Никону, что Елеазара Анзерского, святого, который изгнал его из своего скита, видит. Говорили, что святой Елеазар во время литургии, совершавшейся Никоном, вдруг увидел на ученике своём «змия черна и зело велика». Бледнело лицо Никона, когда казалось ему, что святого старца зрит. Спутники Никона тоже волновались. Казалось им, что отходит Никон.
17 августа 1681 года, когда приплыли к вечеру в Ярославль, беспокоен стал Никон. Начал тревожно озираться, будто кто-то пришёл к нему...
Архимандрит Никита, провожавший Никона, понял всё, начал читать отходную. Дочитал, когда уже скончался бывший патриарх Никон.
Мёртвым привезли его в Новый Иерусалим. Здесь, в церкви Иоанна Предтечи, где ещё до суда своими руками вырыл себе могилу Никон, и погребли его. Но ещё почти три столетия непогребённым будет зло, которое принёс Никон Русской Церкви...
7
Хотя и приохотил Симеон Полоцкий своего воспитанника польские книжки читать, хотя и издан был царский указ, чтобы, являясь к царю, польское платье надевали бояре, но всё одно в России царю Фёдору царствовать пришлось. А в России царствовать — русским царём и будешь. Дела, которые батюшкой начаты, завершать нужно.
Раньше срока прибрал Господь батюшку. Сколько уже десятилетий за Украину воевали, а всё не кончается война. Теперь у турок, которым передала Польша Украину, отбивать её надо было.
Много дел, батюшкой незаконченных, осталось... Слава Богу, хоть с Никоном улажено всё. А тюрьма в Пустозерске так ведь и не построена...
Ещё когда только помер батюшка, сообщил в Новгородский Приказ пустозерский воевода, что присланных соловецких иноков сажать негде. Из Разрядного Приказа велели тогда перевести Аввакума, Лазаря, Епифания, Фёдора в Кожеозерский монастырь. Но пока выясняли, где этот Кожеозерский монастырь, как везти туда заключённых, совсем запутались и решили оставить Аввакума с товарищами на месте. Через два года великий государь своей грамотой известил об этом пустозерского воеводу. Ещё сказано было, что надобно укрепить тюремные помещения, коли они обветшали.
На эту грамоту пустозерский воевода сообщил в Новгородский Приказ, что тюрьмы действительно обветшали — насквозь прогнили закопанные в землю срубы, — но чинить их без лесу нет никакой возможности. Пустозерский воевода просил указать, «ис каких доходов те тюрьмы делать».
Долго в Новгородском Приказе чесали головы, обдумывая, что ответить. Где те доходы взять? В конце концов решили заменить Гаврилу Яковлевича Тухачевского. Послали в Пустозерск стряпчего Андреяна Тихоновича Хоненева.
И вроде и ладно было придумано, а тюрьма всё равно не построилась. В феврале 1681 года подал новый воевода отписку, что тюрьмы, где сидят Аввакум, Лазарь, Фёдор и Епифаний, все худы и почти развалились. Починить тех тюрем нельзя, а строить новые не с чего...
В ответ указано было Хоненеву, чтобы строил он тюрьму с великим бережением, каб из тюрьмы никто не ушёл, а насчёт средств, указывалось в грамоте, снесся бы Хоненев с Приказом Большой Казны...
Так и не удалось тюрьмы построить хорошей, как покойный Алексей Михайлович собирался.
Но если с тюремным строительством не ладилось дело, то с реформами всё ладно шло. 23 января 1682 года — знаменательный день. В передних сенях царского дворца развели огонь и сожгли все Разрядные книги. Благое дело было сделано. По приговору царя, патриарха и всего Собора покончили на Руси с местничеством. С одной стороны, хорошо было. Путаницы меньше стало. Сколько ведь сил и времени отнимали расчёты, чей род знатнее... Теперь уже не надобно было смотреть на родовитость при назначении на службу, теперь любого проходимца можно было во главе любого дела поставить... Но это — с другой стороны...