— Стреляй же, Иване! — закричал Микола, глядя в смотровую щель и уже явственно видя перед собой широкий бронированный лоб «тигра».
Подземная дрожь, вызываемая тяжестью «тигра», уже передавалась в окоп. Дудников продолжал целиться. Скуластое лицо его побледнело, серые губы вытянулись в одну нитку.
В оглушающем орудийном громе, в слившейся в один ровный шум трескотне пулеметов и автоматов, встретивших бегущих, за танками гитлеровских пехотинцев, потонул слабый хлопок Иванова ружья. Микола глянул в амбразуру: промах! И куда еще бить по такой броне! «Тигр» приближался. Уже доносился сквозь сухой гром боя лязг гусениц. Дудников терпеливо целился в правую гусеницу. Один выстрел, другой — и танк со всего хода клюнул носом, повернулся боком вполоборота. Правая гусеница развалилась с железным глухим звоном..
Это произошло так внезапно, сила противотанкового ружья оказалась столь очевидной, что торжествующий крик прокатился по позициям бронебойщиков. Справа артиллеристы уже подтягивали на руках пушку, сопровождали бронебойщиков и пехоту огнем и колесами.
И вот уже горит, задрав кверху лобовую часть, другой «тигр». От него валит смрадный, прорезаемый почти невидным на солнце пламенем коричневый дым. Он, как огромное, утолщающееся кверху веретено, поднимается к небу. В танке гремят взрывы — это рвется подожженный боекомплект. Стальная коробка подпрыгивает, трясется, как в ознобе, начинает на глазах обугливаться… Иван Дудников не сводил замутненных пылью, потом и дымом глаз с третьего танка. Наткнувшись на гибнущего партнера, он стал сворачивать в сторону. Этого только и ждали артиллеристы. Артиллерийский снаряд проткнул боковую броню, как гвоздь мягкий картон.
Четвертому танку удается прорваться к окопам. Вот он мчится к окопу Дудникова, разметывая кусты травы и бороздя мягкую землю. Полосатый куцый крест увеличивается на глазах Ивана Дудникова с каждой секундой. Бей же, бей, Иван Дудочка! Не промахнись! Один раз нажимает Дудников гашетку, другой… «Тигр» уже вот он — в двадцати шагах… Микола бесстрашно высовывается из окопа, бросает сразу две гранаты прямо в ходовую часть.
— Ружье! — кричит Дудников и, думая, что «тигр» сейчас навалится на окоп и начнет утюжить его, мгновенно втаскивает бронебойку в окоп. Ревущее чудовище с одной гусеницей бессильно роет цокочущими зубчатыми колесами-«звездочками» землю, начинает поворачиваться на одном месте, как лодка, толкаемая веслом с одной стороны.
— Молодец, Микола! Друже! — кричит Дудников и снова вытаскивает из окопа бронебойку. Сделать выстрел он не успевает: за него приканчивает раненого «тигра» меткий боковой снаряд. Это опять не промахнулся Квасов. Но башенное орудие танка все еще продолжает поворачиваться. Орудие бьет вдоль окопов, снаряды с визгом проносятся над головами бронебойщиков… Дудников, не отходя от ружья, раз за разом стреляет в танк почти в упор, пока из щелей «тигра» не начинает пробиваться темный дымок…
Атака отбита. От ружья пышет жаром, к нему невозможно притронуться; вокруг длинного, с утолщенным наконечником ствола чадит чуть приметным дымком трава. Дудников, пользуясь короткой передышкой, отслоняется от ружья, вытирает рукавом с измазанного лица копоть. Микола подает другу котелок. Иван жадно пьет теплую воду, постукивая зубами о металл. С дрожащего подбородка стекают мутные капли, падают на гимнастерку, оставляя мокрый след. И руки у Ивана тоже дрожат…
Близко от окопа гремят разрывы, свистит прорезаемый минами жаркий воздух, но Дудников, тоном отдыхающего после первой загонки на косовице косаря-лобогрейщика, говорит:
— Двух подбили, Микола! Пошло дело!
Мокрые усы его квело свисают книзу, да и у Миколы вид не такой щеголеватый, как прежде, но в глазах светится еще большая решимость.
— Пошли! — кричит Дудников. — Опять пошли бандюги. Давай!..
Это была третья танковая волна. Опять ожесточенно забухали стоявшие неподалеку пушки и захлопали бронебойки; опять задрожала от взрывов земля…
Сразу пятьдесят танков пошли на полк Синегуба. И снова одна сторона клина двинулась на позиции Гармаша.
— Обойму! Живо! — кричал то и дело Дудников. Еще два танка загорелись перед их позициями. Подбитая советская самоходка горела рядом, и чадный дымок изредка застилал окоп Дудникова.
Иван стрелял неторопливо, сосредоточенно и с таким видом, словно хлеб молотил. По лицу его черными ручейками стекал пот. Дудников изредка поглядывал на мельницу и как бы посылал ей безмолвный привет. «Стоишь! Ну, стой, стой! И мы от тебя никуда не уйдем».
Изо всех сил старался и Микола. Когда обоймы кончались, он лез за ними в полуобвалившийся от попавшей мины земляной проход, к уцелевшим нишам и, захватив обоймы, возвращался к Дудникову.